Поскольку погода этой весной была не по сезону хорошей и теплой, ее кожа уже потеряла зимнюю бледность, но она все же еще носила чулки. Голые ноги, хоть и давали ощущение блаженной прохлады, по ее мнению, выглядели неуместно для деловой женщины.
Внизу Шарон сделала себе чашечку кофе и тост, но есть не смогла. Желудок уже нервно сжался — она всегда очень не любила летать.
Отец Роберта и Фрэнка, ее дядя, был пилотом-любителем. Бедный дядя Чарли… Он погиб вместе со своим другом, когда их самолет попал в сильную грозу. Она помнила, как смерть отца опустошила Фрэнка. Они вместе оплакивали его, не стесняясь внешних проявлений скорби. Роберт же замкнулся, молчаливо блуждал с застывшим как маска лицом — он казался Шарон посторонним, издалека презрительно наблюдающим за тем, как вокруг распустили нюни.
Допивая кофе, она услышала, что подъехала машина. Нервно поставив чашку, Шарон поспешила в холл, на ходу надевая пиджак и подхватывая сумочку. Как и она, Роберт был в деловом костюме, на этот раз не в темно-синем, а в светло-сером, который подчеркивал его рост и широкие плечи.
Когда он брал у нее чемодан, Шарон поймала на себе его беглый, оценивающий взгляд. Она уже начала было задиристо поднимать подбородок, ожидая какого-нибудь очередного поучения или пренебрежительного замечания, но вместо этого вдруг с замешательством осознала, что первоначально испытующее выражение его глаз сделалось менее придирчивым и значительно более мужским, когда длившаяся несколько секунд «экспертиза» дошла до плавных холмиков ее груди.
Это был тот затаенно раздевающий взгляд, который Шарон привыкла замечать у других мужчин. По-своему животное, но, вообще говоря, лестное мужское внимание к ней, именно как к женщине. Но почувствовать это от Роберта… От Роберта, который строго выговаривал Фрэнку, топорно пошутившему по поводу ее микроскопических прелестей, когда она впервые надела миленький, в цветочек, хлопковый лифчик, который, как серьезно полагала мать, был ей уже нужен в одиннадцать лет.
Открыто чувственный взгляд Роберта вызвал у нее смешанное, противоречивое впечатление. Ведь все эти годы, готова была поклясться Шарон, он совершенно не замечал, что она из девочки превратилась в женщину.
Шарон сердито посмотрела на него, едва сдерживая искушение запахнуть пиджак. Интересно, понравилось бы ему, если бы она вот так вот уставилась на… на какую-нибудь часть его тела?
— Ты все взяла? — услышала она, прежде чем успела ответить на свой собственный вопрос. — Билеты, паспорт, деньги?
— Конечно, — ответила Шарон, сумев сдержать готовое сорваться сердитое замечание. Это деловая поездка, напомнила она себе, и она намерена сохранить подобающую дистанцию между ними, хотя бы для того, чтобы доказать Роберту, что она больше не тот подросток, над которым он все время насмехался.
У дверей роскошно поблескивал его «ягуар». Когда он открыл перед ней дверцу, Шарон почувствовала запах дорогой кожи, из которой были чехлы сидений. Фрэнк и ее мать, которые, как и Роберт, являлись директорами и держателями акций компании, ездили на куда менее шикарных машинах. Когда Роберт опустился рядом с ней на сиденье водителя, ей невыносимо захотелось напомнить ему об этом обстоятельстве.
— Очень мило, — заметила она, проводя кончиком пальца по светлой коже. — Служебная привилегия, я полагаю?
— На самом деле нет, — после минутного молчания неожиданно сказал Роберт, вливаясь в поток машин. — Пора тебе, моя ненаглядная мисс Дуглас, привести в соответствие с реальностью твое знание налогового законодательства, — съязвил он. — Даже если бы мне захотелось воспользоваться своими… связями с компанией для собственной финансовой выгоды, текущие ставки налогообложения, применяемые к компании, владеющей дорогим автомобилем, не позволили бы мне это сделать.
Шарон почувствовала, что начинает краснеть. Скрытый яд этой реплики подействовал немедленно. В отличие от нее, ему нет необходимости извлекать выгоду из своего служебного положения, недвусмысленно намекал он.
Ее терзало возмущение. Неужели о ней никогда не будут судить по достоинству только из-за того, что ее матери принадлежит пакет акций компании? Понравилось бы Роберту, если бы она заявила ему, что он стал председателем только из-за своего отца?
Но приступ раздражения так и не успел прорваться наружу. Шарон слишком хорошо знала, что Роберт легко, причем с полным основанием, опроверг бы любой связанный с неписанными законами бизнеса упрек. Хотя у него была репутация крайне жесткого руководителя, никто, даже из личных недоброжелателей, не оспаривал того, что нынешним успехом компания обязана прежде всего его упорному, фанатическому труду. И от тех, кто работал на него, он никогда не требовал большего, чем делал сам.
По мере того как они приближались к аэропорту, движение транспорта становилось более интенсивным, а желудок Шарон уже начал сжиматься от страха. Больше всего она боялась момента взлета; потом все же было легче расслабиться.
Место, где намечалась конференция, находилось в трех часах езды от аэропорта. Это означало, что большую часть дня они проведут в дороге. Шарон взяла с собой кое-какие документы, чтобы занять себя во время полета и, самое главное, как предлог свести на нет дурацкие разговоры с Робертом. Но она не могла без сожаления думать о том, что все было бы иначе, если бы в путешествии ее сопровождал Фрэнк… Он… не женатый на Джейн или на ком-то еще, Фрэнк, который…
Прекрати, резко оборвала себя Шарон. Его жена — Джейн, и тебе надо перестать думать о нем… перестать его любить.
Она отвернулась, пряча подступившие слезы. Роберт тут же подметил с сарказмом:
— Бедная сестричка, она все еще безнадежно влюблена в человека, который ее не хочет. Почему у меня такое впечатление, что ты получаешь удовольствие, играя эту роль? — грубо спросил он. Зазвеневшие в его голосе металлические нотки поразили ее не меньше, чем само обвинение.
— Это неправда, — задыхаясь, возразила она.
— У меня другое впечатление, — процедил Роберт, подъезжая к автостоянке. — В действительности, я бы сказал, что роль несчастненькой, жалеющей себя влюбленной ты принимаешь с куда большим энтузиазмом, чем желание честно заглянуть в себя, попытаться встретить настоящую любовь.
С этими словами он припарковал машину и открыл дверцу.
Шарон покраснела. Она не удостоит его ответом или тем, что будет защищаться, говорила она себе. И не позволит, ни за что не позволит заметить, как сильно его слова задели ее.
— Неудивительно, что Фрэнк предпочел спать с настоящей женщиной, — все еще не мог угомониться Роберт, распахивая для нее дверцу и, словно надзиратель, ожидая, когда она выйдет.
Я настоящая женщина, хотела возразить Шарон. Такая же, как и Джейн. Способная любить, вызывать страсть и желание. Но действительно ли это так? Неужели Джейн было присуще нечто женственное, притягательное, чего не было у нее? Неужели ей не хватало чего-то такого, что делает женщину привлекательной и желанной?
Все сомнения относительно своих достоинств и сексуального шарма, вошедшие в ее жизнь, как только она узнала о помолвке Фрэнка и Джейн, сомнения, которые она запальчиво отрицала и отбрасывала, снова овладели ею.
Знал ли Роберт о ее страхах и опасениях по поводу собственной сексуальности, что принесли ей последние месяцы, спрашивала себя Шарон, пока он доставал из багажника чемоданы.
Откуда он мог знать? Это невозможно. Он просто пытался вывести ее из себя, ранить ее, заставить среагировать так, чтобы это позволило ему с еще большими основаниями считать ее малолетней дурочкой.