А, это ты? (Строго.) Поди сюда, дай-ка я на тебя погляжу.
Эсси робко приближается. Миссис Даджен хватает ее за руку и бесцеремонно поворачивает во все стороны, проверяя результаты ее попыток придать себе более чистый и опрятный вид – результаты, которые свидетельствуют о недостатке опыта и в особенности рвения.
Гм! Это у тебя называется причесаться как следует? Сразу видно, кто ты есть и как тебя воспитывали. (Бросает ее руку и продолжает тоном, не допускающим возражений.) Запомни, что я тебе теперь скажу, и выполняй все в точности. Сядь там, в уголке, у огня; когда соберутся, не смей говорить ни слова, покуда тебя не спросят,
Эсси пятится к очагу.
Пускай родичи твоего отца видят тебя и знают, что ты здесь; они столько же обязаны заботиться, чтоб ты не умерла с голоду, сколько и я. Помочь во всяком случае должны бы. Но только не вздумай распускать язык и вольничать, точно ты им ровня. Поняла?
Эсси. Да.
Миссис Даджен. Ну вот, ступай и делай, что тебе сказано.
Эсси, вся съежившись, присаживается на угол решетки, с той стороны очага, которая дальше от двери.
Не обращайте на нее внимания, миссис Андерсон; вам известно, кто она и что. Если она вам станет докучать, вы только скажите мне, я ее быстро образумлю. (Уходит в спальню, властно прихлопнув за собой дверь, как будто даже дверь нужно держать в строгости, для того чтобы она исправно делала свое дело.)
Джудит (поучает Эсси и одновременно переставляет по-своему вино и печенье на столе). Ты не должна обижаться, если тетушка строга с тобой. Она очень хорошая женщина и желает тебе добра.
Эсси (с тупым безразличием горя). Да.
Джудит (раздосадованная нечувствительностью Эсси к утешениям и назиданиям и ее неспособностью оценить снисходительную любезность сделанного замечания). Надеюсь, ты не станешь дуться, Эсси?
Эсси. Нет.
Джудит. Ну вот, умница. (Ставит у стола два стула, спинками к окну, с приятным сознанием, что она более предусмотрительная хозяйка, чем миссис Даджен.) Ты знаешь кого-нибудь из родственников твоего отца?
Эсси. Нет. Они никто не хотели с ним знаться; они слишком набожные. Отец часто поминал Дика Даджена, но я его ни разу не видела.
Джудит (явно шокированная). Дик Даджен! Эсси, ты ведь хочешь быть хорошей девушкой, показать, что ты умеешь ценить добро, и своим достойным поведением заслужить себе место в этом доме?
Эсси (без особого энтузиазма). Да.
Джудит. Ну так никогда не произноси имени Ричарда Даджена, даже не думай о нем. Он дурной человек.
Эсси. А что он сделал?
Джудит. Ты не должна расспрашивать о нем, Эсси. Ты еще слишком молода, чтобы понять, что это значит – дурной человек. Он контрабандист. Он живет среди цыган, не любит свою мать и своих родных и по воскресеньям, вместо того чтобы ходить в церковь, дерется и играет в карты. Старайся никогда не подпускать его к себе, Эсси, и помни, что, водясь с подобными людьми, ты запятнаешь и себя, и весь наш женский род.
Эсси. Да.
Джудит (прежним недовольным тоном). Боюсь, что ты говоришь «да» и «нет», не дав себе труда подумать хорошенько.
Эсси. Да. То есть я хотела сказать…
Джудит (строго). Что ты хотела сказать?
Эсси (сдерживая слезы). Только… мой отец тоже был контрабандист… и…
В дверь стучат.
Джудит. Ну вот, уже идут. Не забывай, Эсси, чему тебя учила тетушка, и будь умницей.
Кристи приносит подставки с птичьими чучелами под стеклянным колпаком и чернильницу. То и другое он ставит на стол.
Доброе утро, мистер Даджен. Будьте так добры, отоприте дверь: пришел кто-то.
Кристи. Доброе утро. (Отодвигает дверной засов.)
На дворе уже совсем рассвело и стало теплее, и Андерсон, который входит первым, оставил дома свой плащ. Вместе с Андерсоном является адвокат Хоукинс – жизнерадостный мужчина средних лет, в коричневых гетрах и желтых брюках для верховой езды, больше похожий на помещика, чем на стряпчего. Он и Андерсон, по праву представителей ученых сословий, возглавляют шествие. За ними следуют родственники. Впереди всех старший дядя, Уильям Даджен, – нескладный верзила с носом сливою, явно не принадлежащий к разряду аскетов и постников; его костюм и его боязливая жена не из тех костюмов и жен, по которым сразу узнается человек, преуспевающий в жизни. Младший дядя, Тайтэс Даджен, – маленький, поджарый человечек, похожий на фокстерьера; при нем огромная жена, которая кичится своим богатством; по всему видно, что ни ему, ни ей не знакомы затруднения, обычные в домашнем обиходе Уильяма. Хоукинс сразу же энергичным шагом направляется к столу и усаживается на стул, стоящий ближе к дивану, так как именно здесь Кристи поместил чернильницу; он ставит шляпу на пол и вынимает завещание. Дядя Уильям подходит к очагу, поворачивается к огню спиной и греет полы своего сюртука, бросив миссис Уильям одну у дверей. Дядя Тайтэс, который в семье слывет за дамского угодника, спешит к ней на выручку и, подав ей свободную руку, ведет к дивану, где затем и сам уютно устраивается между собственной супругой и женой брата. Андерсон вешает свою шляпу и отходит в сторону, ожидая случая перемолвиться словом с Джудит.
Джудит. Она сейчас выйдет. Попроси их подождать. (Стучит в дверь спальни; дождавшись ответа, отворяет дверь и скрывается за нею.)
Андерсон (занимая место за столом против Хоукинса). Наша бедная, скорбящая сестра сейчас выйдет к нам. Все ли мы в сборе?
Кристи (у наружной двери, которую он только что захлопнул). Все, кроме Дика.
Невозмутимость, с которой Кристи произнес имя нечестивца, оскорбила семейное нравственное чувство Дядя Уильям медленно и безостановочно качает головой. Миссис Тайтэс судорожно ловит носом воздух. Ее супруг берет слово.
Дядя Тайтэс. Я надеюсь, он сделает нам одолжение и не придет. Я твердо надеюсь.
Все Даджены издают одобрительное бормотание, кроме Кристи, который переходит к окну и занимает там наблюдательный пост. Хоукинс загадочно улыбается, как будто ему известно нечто такое, что сразу заставило бы их всех запеть по-другому, доведись им узнать это. Андерсон нервничает: торжественные семейные советы, особенно по траурному поводу, не в его вкусе. В дверях спальни появляется Джудит.
Джудит (мягко, но внушительно). Друзья мои – миссис Даджен! (Берет стул, стоящий у очага, и пододвигает его миссис Даджен, которая выходит из спальни, вся в черном, держа в руке чистый носовой платок и прикладывая его к глазам.)
Все встают, за исключением Эсси. Миссис Уильям и миссис Тайтэс извлекают столь же чистые носовые платки и тихо плачут. Трогательная минута.
Дядя Уильям. Может быть, тебе легче станет, сестра, если мы прочитаем молитву?
Дядя Тайтэс. Или споем гимн?
Андерсон (с некоторой поспешностью). Я уже навестил сегодня нашу сестру, друзья мои. Испросим благословения в сердцах наших.
Все (за исключением Эсси). Аминь.
Все садятся, кроме Джудит, которая становится за стулом миссис Даджен.
Джудит (Эсси). Эсси, ты сказала «аминь»?
Эсси (испуганно). Нет.
Джудит. Так будь умницей и скажи.
Эсси. Аминь.
Дядя Уильям (ободряюще). Ну ничего, ничего. Мы знаем, кто ты такая, но мы будем к тебе добры, если ты заслужишь это хорошим поведением. Все мы равны перед престолом всевышнего.
Эта республиканская идея не встречает сочувствия у женщин, которые убеждены, что именно престол всевышнего – то место, где их превосходство, часто оспариваемое в этом мире, наконец будет признано и вознаграждено по заслугам.
Кристи (у окна). А вот и Дик.
Андерсон и Хоукинс оглядываются с приветливым выражением. Эсси поднимает голову, и сквозь ее тупое безразличие пробивается искорка интереса. Кристи, осклабившись, выжидательно смотрит на дверь. Остальные застыли в томительном предчувствии опасности, которою грозит Добродетели приближение Порока в неприкрытом виде. Дверь распахивается, и закоренелый грешник появляется на пороге, освещенный утренним солнцем, которое красит его явно не по заслугам. Он безусловно самый красивый в семье; только выражение лица у него дерзкое и язвительное, манера держаться глумливая и вызывающая; одежда живописно небрежна. Но лоб и рисунок губ изобличают непреклонность духа поистине удивительную, а глаза горят фанатическим огнем.