========== Отрывок из середины тетради, хранившейся на полке между книгами ==========
29 декабря
Сегодня домой рано пришёл, сижу вот, зырю на раскрытый шкаф
вечером иду в кафе «Ультра», говорят, там здорово
че надеть?
Надо подарки купить
Вчера чудесно сдал зачёт у Самойлова, с первого раза! Пашка не сдал, лох!
Самойлов предложил у него курсач писать, надо с кем-нибудь посоветоваться
Че же надеть?
Я в последнее время думаю об этом.
30 декабря
еле заставил себя сесть за эту грёбаную писанину
мне херово!!!!!!!!!!!!!!
невыносимо
это надо было так улететь! Мне пить нельзя, развозит так, что себя не узнаю. Но всё кругом вертелось, орало, всё было таким убойным, что остановиться было невозможно. Влил в себя столько, что был пьян как фортепьян.
И вот…
Как теперь жить? Не могу смотреть на себя в зеркало, противно. Хочется кинуть в стекло чем-нибудь. В глаза свои блядские! Урод! Я грязный, я отвратителен сам себе!
Единственное, что спасает — это осознание того, что никто не видел. Мы с тем парнем были совсем одни в тёмном закутке этого долбаного клуба. И ведь не по пьяни всё творил, не отмажешься! Протрезвел вмиг как глаза его увидел!
Всё, что было, это было ужасно, страшно, крышесносно, жарко и, блядь, невыносимо… Поэтому рыдаю, пока никто не видит, я ж мужик… Да не, не мужик… Пидор! Сгибает меня и колбасит всё утро. Даже сейчас, на трезвую голову вспоминаю его неистовые руки, его судорожное дыхание, его запах, его глухой стон… Так стонут те, кому больно. В его глазах страх и отчаяние…
Родичи укатили на турбазу, праздновать. Мне оставили миллион наказов и миллиард таблеток, они думают, что я заболел. А я заболел… Болит всё, жжёт внутри. Никого не хочу видеть. Буду лежать здесь один и ненавидеть себя…
Звонил Пашка, звал опять в «Ультру». Сказал, что не пойду, что перепил вчера, что денег нет. Теперь жалею, может, стоило пойти? Вдруг я его опять там увижу? Увижу и что? Неужели подойду? Нет, нельзя в «Ультру» идти: если он там, то подойду, буду ходить вокруг и мою крышу снесёт окончательно. Надо успокоиться, надо переждать, наваждение пройдёт и всё будет как обычно. Никаких извращенных желаний! Я – парень, нормальный, здоровый и даже симпатичный. И он тоже… чёрт!
Я обратил на него внимание ещё в…
========== 1. Нелюба ==========
Опять. Как надоело. Нет сил. Как надоело. Спать пора, а сна нет. Усталость есть, а сна нет. Месть или оскал судьбы? И за что? Спать, спать, спать. Раз овца, два овца, три овца, четыре овца, пять баран… Тьфу… Нет, не усну. Надо пойти выпить. Может, полегчает.
Кряхтя, я соскользнул с диванчика и проплыл по обшарпанному коридору на кухоньку, вернее, на нашу общую «перезакусочную» для мастеров. Придя, щёлкнул выключателем и ничего не получил. Свет не зажёгся. Долбаный свет и тот против меня. Конечно, он поддерживает тёзку. Пришлось чапать к волнующе гудящему холодильнику на ощупь. Как результат — синяк на ноге и перевёрнутые миски моего кота. Но зато приплыл к холодильнику. Хорошо, никто не видит, как здоровенный мужик урчит от удовольствия, потребляя (со слов жены, злоупотребляя) молоко. Ну, там пиво, водку, виски, коньяк и прочее «шо горыть» — понятно. А чтобы молоко?! Вот и жена всегда говорила…
…Вернее не говорила, а визжала. Холёное, гладенькое лицо некрасиво перекашивало, сразу проявлялись пятна и выпучивались глаза. И текст как заезженная пластинка: ты не мужик, ты рохля, ты всё просрал, ты даже, как нормальные мужики, бухать не умеешь, а только молоко лакаешь. В процессе ора ещё сильнее заводилась, понимала, что выглядит мегерой, и это подхлёстывало. Действительно, кому сказать, что не смог изжить детскую страсть к молоку? Мужики на работе ржут потихоньку. Позорище. Не пиво, а молоко. Ха-ха!
Особенно жена изгалялась в последний раз. Всё припомнила. Всё сказала. Во все раны соли с избытком, не щадя, не жадничая. Ни одной не пропустила. Нет, одну пропустила. Самую… Стоп. Не надо. Не помнить, не думать. И чего ей было мало? Деньги зарабатывал хорошие, всё ей отдавал. Только это Светлану ещё больше бесило. Не мужик — даже заначку не мог затихорить. Странная. В доме всё для неё. Всё ухожено. Есть приготовлено. Люблю готовить. Да и получается: оладьи и пирожки мои она на работу таскала. Так после первого относа она меня просто замордовала. Ей сказали, что таких пышных и лёгких, и воздушных ещё не пробовали. Жена, не будь дурой, именно себя выдала за автора этих оладий. Сколько я их для её работы перепёк! Что они там — помешались на этих оладьях? А после блинно-вишнёвого торта её зачислили в знатные кулинары. Это мою Светлану-то? Которая не отличит муку от крахмала? Смех да и только. Но я дисциплинировано поддерживал её реноме первоклассной домохозяйки.
А она как королева. Только молчала бы. Так нет, любая причина, даже не причина, а вернее, её отсутствие становилось поводом для ссоры. А там пошло-поехало:
Во-первых, «всю жизнь ей испортил» — а чем, собственно, что на руках носил?
Во-вторых, «куда глаза глядели» — а я как бы и не сильно маскировался от её глаз. Сама ж выбрала. Настаивала. Загнала в угол.
В-третьих, «тело мужика, а мозги бабьи» — к телу ластилась, а мозги имела.
В-четвёртых, «мужик, а имя такое, что стыдобища» — а когда-то сама говорила, что это так романтично.
В-пятых, «даже увлечения бабьи» — ну не люблю я сауны, рыбалки, охоты, футбол, хоккей, пьянки, зато куховарка расслабляет.
В-пятых, всё предыдущее другими словами.
И, главное, в постели она устала быть за мужика, нет от меня никакой выдумки, инициативы, изобретательности, страсти…
В последний раз она вообще завелась из-за пустяка. Позвонил старый друг — договориться посмотреть ходовую. Просто позвонил, пожаловался. Не на блядки же звал! Он и благодарен всегда: понимает, что любая работа должна оплачиваться. Нет, она завелась! Весь ужин по кухне разметала. Орала, брызгала слюной, кричала по старой схеме. Правда, было и новое: третьего в постели она устала терпеть. Так и сказала. А когда я не понял, то разъяснила истерически, что третий — я и есть. Начала бить посуду, швырять банки со специями и сыпучими. В процессе погрома испачкалась, разлютилась вусмерть — стоит пёстрая жар-птица, базлает так, что соседи стали по батарее стучать. Порезала силиконовые формы, порвала мой передник, схватила мою рецептурную книгу. Я взывал к ней, пытался успокоить, отобрать книгу. Для меня там всё моё спасение. Говорят, что нельзя готовить еду в плохом настроении. Особенно к тесту не подходи. А у меня всё наоборот: я в тесте топил все беды и невзгоды. Как начинал месить, так сразу успокаивался, и тесто мне отвечало взаимностью, такая выпечка получалась! Так Светка иной раз куражилась:
— Я тебя уже второй день довожу до белого каления, где твои пироги?
Но в этот раз всё было по-особому плохо. Жена не могла никак остановиться, оскорбляла, проклинала. А как слова кончились, вытолкнула из квартиры и стала выкидывать вещи. В порыве истерики выкинула своё демисезонное пальто и грохнула электронную фоторамку. Соседка-старуха к глазку дверному припала, впитывает мой позор. А потом Светка с балкона крикнула, закрепляя мою безоговорочную капитуляцию:
— Это теперь моя квартира, Люба-Шлёпогуба! Развод мне Зинка поможет оформить. Вали отсюда, тюха!
Пришлось тащиться в мастерскую. Куда ж на ночь глядя пойдёшь? Пока перекантуюсь там. Пусть подавится квартирой. Хватит. Сил моих больше нет терпеть эти выходки. Лучше сдохнуть в одиночестве. Этот брак с самого начала был ошибкой. Может, оно и к лучшему. Потом найду хату. Рыську с собой заберу. Мне много не надо, было бы место, где спать, да кухня. Жаль, нет возможности завести тесто. Жаль.
Светлана так-то неплохая женщина. Была. Она ж не виновата, что ей досталось такое нечто. И имя… не она ж меня им окрестила. Зато как она по нему проходилась! Родители даже не подозревают, как тяжело жить на свете автослесарю Любославу. Или просто Любе, Любчику, Любке, Любаше. И ничего не сделаешь, как прилипло. Никто в упор не хочет называть Славой. Когда представляюсь новому человеку, глаза прячу и сумбурно называюсь. А те обязательно: «Ка-а-а-ак? Как? Как? Люу-у-уба?» И тут уже ни о каком «Славе» речи нет! Только Люба-Любаша. А вы эту Любу видели? Здоровый, сутулый, как с грузом на плечах, в перепачканной робе, лицо топором рубленное, руки как лопаты. Золотые лопаты. Ну какая Люба?! И всё-таки Люба!