Кажется, меня влечет иа фронт любопытство. Хочется видеть
войну воочию.
И вот я, не приемля воины, ненавидя ее, прошу как можно скорее
отправить меня на фронт.
*
73
Едем на фронт.
Прощай, Петербург! Прощай и ты. казарма — кавалерийская
конюшня под Красным Селом, служившая нам опальней и столовой.
Прощай, молчаливая и безучастная свидетельница' на шего
унижения и бессилия.
Под сводами твоих покосившихся, грязных, покрытых ггаутииой
стропил ходили мы па потеху унтерам гусиным шагом, стояли часами
под «ранцем», под «винтовкой» с полной боевой выкладкой, называли
сами себя дураками и ослами.
Прощай!. Если мы вернемся сюда, когда-либо с фронта живыми, то'
нас уже не заставят вертеть головами справа налево до обморока, не
погонят гусиным шагом, пе за ставят ходить по струнке.
Мы вернемся другими..
Пришла уже смена. Она приняла, от на,с учебные вив товки и
патроны.
Ясный осенний день.
Красноватое солнце играет матовыми отблесками на крышах
домов, на позолоченных куполах соборов.
Нас провожают па вокзал с музыкой, хотят поднять у нас
настроение.
Музыканты старательно выдувают в трубы старенькие избитые
марши, с которыми русские войска ходили еще на туров.
Этим маршам грош цена. Но итти под них легко и приятно.
На вокзале уезжающих с нами офицеров качают.
74
Элегантно одетые дамы любовно преподносят им огромные
букеты цветов.
Настроение у всех приподнятое, конечно, искусственно
приподнятое.
За полчаса до отхода поезда к перрону подкатил новенький с
иголочки санитарный поезд с ранеными. Музыка смолкла. Засуетилось
вокзальное начальство. Вытянулись и стали приторно-постными лица
провожающих.
,
Вереницей" потянулись носилки с тяжело ранеными. Легко
раненые идут сами. Бледные, .лиловые липа серьезны и неподвижны.
Это—первая «продукция» войны, которую мы видим так близко.
Вид распростертых на носилках тел, укутанных окровавленной
ватой и марлей, порождает тяжелое, неприятное чувство.
,
Наши все стушевались, притихли и смотрят на. раненых.
На побледневших лицах тревога. Частную публику оттеснили на
почтительное расстояние.
А носилки с искалеченными телами все плывут и плывут. Изредка
воздух пронизывают стопы.
Последний звонок.
Провожающие кричат нам вслед недружно и жидко: «Ура!»
Анчишкин и Граве поместились в соседнем вагоне. Сознательно
не сел с ними. Пропасть между нами становится все шире и шире.
Говорим на разных языках.
: *
75
«Мы едем от жизни к смерти».
Эту фразу па маленькой станции бросил мимоходом юный
подпоручик. Его товарищ, высокий капитан Трубников, деланно
рассмеялся и сказал:
— Остроумно! Одобряю.
.
Едем с тою же скоростью, с какой ехали новобранцами в Петербург.
Те же телячьи вагоны, те же люди.
Но какой поразительный контраст!
Нет ни одной гармошки, ни одного пьяного.
Я не узнаю людей, с которыми ехал так недавно в Петербург.
От веселой, бесшабашной удали, не осталось слада.
Забиты, замуштрованы до последней степени.
В неуклюжих шинелях, в казенных уродливых фуражках н сапогах
—все как-то странно стали похожи один на другого.
-
■
Я
■ ичное, индивидуальное'стерлось, растаяло.
Поют исключительно солдатские песни, и в песнях этих нет того,
что принято называть душой.
Песни не берут за живое.
Чем дальше от’езжаем от Петербурга, тем легче становится
дышать.
Лениво бегут навстречу сумрачные дали полей. Точно из-под земли
поднимаются седые овалы бугров, перелески.
Громыхая сотнями тяжелых колес, поезд неуклонно несет нас в
бескрайные дали, где обреченным на смерть спрутом залегла в
земляных траншеях многомиллионная армия.
76
Скоро увидим, узнаем все, вое. Волнующая неизвестность станет
явью.
Атмосфера муштры как-то заметно разряжается. Даже
неизменная «Соловей, содоврй, шишечка» не режет слуха.
Хмурые лица солдат просветлели.
С нашим эшелоном едет много офицеров. Большинство —
новоиспеченные прапорщики.
Нежные, женственные лица. Выглядят гораздо моложе своих лет.
У всех новенькие хорошо пригнанные шинели. По сравнению с
прапорщиками солдаты кажутся огородными пугалами для
терроризирования галок и воробьев.
Прапорщики часто заходят на остановках в солдатские вагоны.
Знакомятся и «сближаются» с «серой скотинкой». Это им
необходимо.
Отношение их к нижнему чину так необычно по сравнению с тем,
что мы видели в казарме.
Солдаты смущаются, на вопросы прапорщиков отвечают
односложным дурацким:
— Никак нет.
Ничего не добившись, прапорщики разочарованно уходят в свой
вагон. Между ними и солдатами—пропасть.
«
Все чаще и чаще попадаются «следы войны».
На каждой станции встречаем санитарные поезда с ранеными и
больными.
Из окон санитарных вагонов выглядывают землистые, белые, как
носовой платок, лица с ввалившимися глубоко глазами.
77
И в этих усталых глазах, о пененных траурной рамкой
подозрительной синевы, переливается тупое безразличие ко всему
происходящему.
'
У каждого своя боль, свои раны, свои думы.
Жадно расспрашиваем обо всем. Большинство отвечает неохотно,
скупо, как-будто они уже тысячи раз все это рассказывали и им
смертельно надоело.
Все пути па станциях забиты воинскими эшелонами. Кругом, куда
нн глянь, все одно и то же: снаряда, колючая проволока, орудия,
защитные двуколки, тюки прессованного сена, кули овса, ящики
консервов, быки, бараны, лошади.
Вся эта масса разнородных ценностей непрерывной рекой стекает
в ненасытную пасть фронта, чтобы перевариться в нем и превратиться
в ничто.
Солдаты, обозревая метим хозяйственным мужицким взглядом
поезда и склады с «добром», удивленно восклицают: '
— Эх, сколько добра пот пнет!.
:— Ну и прорва этот хронг, язви его бабушку!.
На станциях все комнаты забиты военными. Масса юрких
«посредников» между фронтом и тылом. '
Они охотно рассказывают о победах и поражениях нашей армии.
На каждой станции в буфетах—облака табачного дьгма и
разговоры о войне.
Вся страна играет в солдатики.
На перронах разгуливают целыми группами сестры милосердия.
‘
Сестры отчаянно кокетничают с офицерами, поставщиками,
земгусарами и интендантами. '
7«
Быстро знакомятся. Вслух, во всеуслышание обгоняются мужчины
в любви.
Война «демократизирует», упрощает отношения людей.
Отношения между иолами тоже «упростились».
* .
Застряли на маленькой станции. Говорят, дальше поезда не идут.
Двигаемся целиком. До фронта около ста километров. *
■
Явственно слышны раскаты горных орудий.
На стой станции за два часа до^ нашего приезда был воздушный
бой.
Немецкие аэропланы сбросили несколько бомб.
Повреждено много товарных вагонов. Разбит санитарный вагон с
ранеными.
Обломки разобрали, людей унесли, на месте катастрофы осталось
большое кровавое пятно.
Это первое пятно, которое мы видели.
Люди были погружены в вагон, перевязаны, с минуты па минуту
ожидали отправки в тыл, должны эвакуироваться и.. эвакуировались
совсем в другом направлении.'
На запасном пути среда обломков вагона лежит убитый смазчик.
Его санитары забыли. Лежит, неестественно согнув под себя лохматую
рыжую голову. На него никто не обращает внимания. Около пего
лужица, крови п жестянка с маслом.
*■*
«