Главные роли, Тони и Марии, были отданы двум молодым актерам: Лари Керту (Larry Kert) и Кэрол Лоуренс (Carol Lawrence). После многочисленных прослушиваний в паре с Кертом Лоуренс попросила дать им возможность вместе поработать над сценарием. Все надеялись увидеть в следующий раз их отшлифованное, высококачественное выступление. «Это было рискованно, – рассказывает Керт. – Гораздо лучше, когда репетируешь вместе с музыкой, но Кэрол решила сделать все, что в наших силах, и мы проработали над песней “Сегодня вечером” три или четыре дня»[26]. Однако, когда они вернулись в студию, Роббинс изменил условия прослушивания. Вместо того чтобы просто послушать их пение, он приказал Керту ждать за сценой. А Лоуренс он сказал: «Эй, Мария, видишь вот те подмостки?.. Заберись-ка туда и сиди там, чтобы тебя не было видно»[27]. Затем Керту было велено выйти на сцену и отыскать Лоуренс. Все это придало их выступлению еще больший накал. Дослушав их пение, Бернштейн сказал: «Даже не знаю, как быть. Там собралось столько народу, что мы все равно не успеем их всех прослушать. Но ваше пение меня очаровало». Когда Лоуренс расплакалась от волнения, Принц добавил: «Да, правда, вы настоящая Мария!»[28] Им предложили эти роли в тот же вечер.
Максимальная отдача от исполнителей
Роббинс настоял на том, чтобы репетиции длились целых восемь недель, что для театра на Бродвее было непривычно долго. Принц рассказывает:
«Он невероятно застенчив. Терпеть не может присутствовать на репетициях. Он тот, кто стоит на краю пропасти, а я, как продюсер, должен подтолкнуть его (конечно, если шоу провалится, вся ответственность ляжет на меня). Но когда он берется за работу, это просто потрясающе»[29].
Как руководитель Системы, Роббинс стремился к тому, чтобы члены труппы максимально «входили в образ». Во-первых, он увешал стены студии статьями о столкновении этнических бандформирований и побуждал всех выискивать подобную информацию. Во-вторых, он не только придумал имя и биографию каждому члену банды (впервые в постановке театра на Бродвее отсутствовал безликий хор), но даже приказал актерам называть друг друга в театре только именами своих героев. Затем Роббинс разделил команду на соответствующие банды и заставлял их вместе обедать, приезжать на репетиции и покидать театр. Благодаря этому между «бандами» зародилось настоящее соперничество. «Эта сцена – единственное место в театре, которое принадлежит вам, – говорил он. – Больше у вас ничего нет. Так что боритесь за него»[30]. Он держал команду в невероятном напряжении. Актриса, игравшая Ничью (Anybody’s) – некрасивую девушку, изгнанную из банды Джетов, была вынуждена специально отдалиться от труппы, чтобы прочувствовать одиночество своей героини: она обедала одна и очень редко общалась с другими актерами. «Я хочу, чтобы мои танцоры, как и в драматическом искусстве, находили эмоциональное подтверждение своим действиям, – объяснял Роббинс. – Хочу, чтобы эти люди понимали, кто они и что собой представляют»[31].
Помогая друг другу
Каждый из четырех руководителей виртуозной команды уже имел опыт тяжелой, напряженной работы, но без всякого преувеличения можно сказать, что «Вестсайдская история» стала для них настоящим испытанием. Один из очевидцев отмечает: «Именно команда помогала каждому из них вносить свою лепту в развитие проекта, а тесное сотрудничество породило желание превзойти своих коллег»[32]. Примером этого может служить роль Оливера Смита (Oliver Smith), возможно, пятого члена виртуозной команды. Этот талантливый и достаточно известный художник-декоратор раньше уже работал с Роббинсом и Бернштейном над мюзиклом «Холостяк», а затем и над фильмом «В городе». Когда «Вестсайдская история» стала обретать черты жизнеспособного проекта, Джерри Роббинс настоял на том, чтобы именно Смит работал над оформлением декораций. Смит, включившись в работу, сразу же понял, что создается действительно уникальная постановка, и предложил то, о чем никто в команде до сих пор не додумался.
Вместо традиционного разделения сцены на четыре сектора балдахином или шторами Смит предложил создать «плавную, кинематографическую смену сцен, чего еще никогда не делали в бродвейских мюзиклах… Джерри Роббинс поддержал сценическую концепцию Оливера: актеры должны были не только подниматься на сцену и сходить с нее, но и двигаться вместе с декорациями как с составной частью некоего сложного танца»[33]. И Смит, и остальные члены команды продолжали экспериментировать с оформлением сцены, подталкивая друг друга к смелым решениям. Смит предлагал сделать сцену более кинематографической, а не «условной», а Роббинс поощрял его оригинальные затеи. В конце концов, обмен идеями между Смитом и другими членами команды стал яркой иллюстрацией «авантюрного духа, который пронизывает все шоу»[34].