- Мальчики, ну сколько можно! – возмущенная девушка стояла в дверях гостиной, держа клетчатое полотенце в руке. – Идите уже мойте руки! Все же остыло!
Я проводил глазами ладную фигурку, обтянутую темно-синими джинсами как второй кожей – милая, очень и очень милая сестра у Рейниса.
- Она очень строгая, - тихонько сообщил мне он почти на ухо, оказавшись вдруг совсем рядом, теплое дыхание коснулось моей щеки, а его рука оказалась на моем плече, заставив непроизвольно вздрогнуть. – Лучше не спорить, пойдем.
Снова кончик языка скользнул по изогнутым в улыбке губам, я завороженно проследил за действом и, с трудом заставив себя отвернуться, пошел в ванную, очень сильно надеясь, что ничем не выдал своей заинтересованности.
Ужин прошел в построении планов на завтра. После долгих споров по поводу развлекательной программы для гостя и брат и сестра пришли к консенсусу: прогулка по старой Риге и поездка в Юрмалу. Я в обсуждении участия не принимал, а просто наслаждался атмосферой и немножечко завидовал такой близости: у меня с сестрой были напряженные отношения, и о доверии, легком поддразнивании и взаимных подшучиваниях я мог только мечтать.
- Ми-иша, ну что же ты молчишь? – попыталась растормошить меня Санта. – Мы же не знаем, может быть тебе хочется чего-то другого!
Я уверил хозяев, что их гость всем доволен, счастлив и будет рад любой предложенной программе.
- Ригу я еще не видел, и мне, конечно, интересно. Про Юрмалу слышал много и побывать в ней мечтал с детства, - слегка преувеличил я. Поехать в Юрмалу где-то на третьем курсе университета меня подбивали одногруппники, завлекая обещаниями, что будет весело и незабываемо, но Ленка была беременна третьим, и мать сказала, что деньги с подработки надо оставить на приданое малышу. Почему-то сестрицын муж, занятый написанием романа века, не мог прервать столь важное занятие и пойти вагоны, что ли, поразгружать. Говорят, очень стимулирует мозговую активность.
От помощи в мытье посуды Санта отказалась, замахав руками, и отправила отдыхать. Рейнис, посмеиваясь, увел меня опять в гостиную, приговаривая, что Санте непременно надо было идти в военное училище, потому что командовать у нее получается лучше, чем у маршала на параде.
- Не знаю, - возразил я, улыбаясь в ответ, - не заметил ничего такого, она очень милая девушка.
- Конечно милая, - согласился Рейнис и почти без перехода добавил, - Ми-иша, чем бы ты хотел заняться?
- А какие варианты? – несколько растерялся я. - Телевизор?
- Ну если хочешь, - хитро заблестели серые глаза, - на латышском?
Пришлось признаться, что в этом сезоне у меня с иностранными языками напряженка.
- Жаль, - протянул Рейнис, - тогда могу предложить универсальный язык общения – музыку.
Пришлось изобразить приличествующий случаю интерес, и хозяин повел меня, как он выразился, в музыкальную комнату, которая оказалась на поверку огромным подвальным помещением, заставленным музыкальными инструментами и кучей малопонятной аппаратуры. Рейнис порывистыми движениями освободил место на большом угловом диване от кучи разбросанной в художественном беспорядке макулатуры.
- Садись, - махнул он рукой, указывая на получившийся в результате усилий островок. – Ты находишься в святая святых группы Negaiss, - высокопарным тоном заявил он, и я бы поверил в серьезность этого заявления, если бы не смешинки в глазах и не подрагивающие уголки губ, - здесь не ступала нога ни одного журналиста или фаната!
На языке вертелось едкое замечание, что я не отношусь ни к тем, ни к другим, но Рейнис не выдержал заданной выспренности и добродушно закончил, запнувшись:
- У меня здесь бункер или как это еще сказать? – он пощелкал пальцами, по-видимому, пытаясь вспомнить слово, - берлога!
- Похоже, - согласился я, оглядывая помещение с серыми стенами; окон тоже не наблюдалось.
- Я здесь пишу музыку, репетирую, ну и все такое, - Рейнис подошел к инструменту, опознанному мной как синтезатор, и откинул крышку. – Какого композитора ты предпочитаешь, кроме Брамса?
- Моцарта, - безнадежно произнес я, надеясь, что он не будет устраивать допрос с пристрастием, выясняя, что именно из Моцарта я люблю.
- Хороший композитор, - рассеянно согласился музыкант, - ты не возражаешь против неканонического исполнения?
- Это как? – удивился я.
- Я давно не играл Моцарта, буду импровизировать немного. Так ты не против? – посмотрел на меня Рейнис.
- Конечно нет, - ответил я, благоразумно промолчав, что если бы он исполнил даже Седьмую симфонию Шостаковича, то я вряд ли бы это понял. Хотя нет, Седьмую все же отличил бы – учительница музыки часто ее ставила на уроках, да еще Пер Гюнта, узнать бы еще, это автор или произведение.
Длинные пальцы порхали по белым и черным клавишам, извлекая из инструмента совершенно волшебные звуки. Почему я раньше не любил классику? Кажется, меня только что обратили в свою веру. Наблюдать за движением рук и тем, как напрягается спина, обтянутая оранжевой футболкой, было удивительно приятно, и я почувствовал даже некое разочарование, когда мелодия закончилась.
- Это был Моцарт, хотя отсебятины было больше. Еще что-нибудь сыграть? – повернулся ко мне музыкант.
- Обязательно, - ответил я, готовясь еще к одному волшебству.
- Альбинони? Адажио?
Я кивнул, демонстрировать свою полную музыкальную безграмотность совершенно не хотелось.
Эта мелодия была совершенно другой, медленной и проникновенной…
- Миша, Миша, - меня кто-то тряс за плечо, кажется, я умудрился благополучно задрыхнуть в процессе импровизированного концерта. – Прости, я несколько увлекся, - покаялся Рейнис, провожая на второй этаж в гостевую спальню.
- Это ты извини, - сказал я, опуская глаза под его пристальным взглядом.
- Спокойной ночи, - тихо произнес тот, - сладких снов, – и вышел из комнаты.
Следующий день выдался суматошным. Рейнис в темных очках и замотанный в шарф почти по самые брови проводил экскурсию сначала по Риге, а потом по Юрмале. Санта не уставала смеяться и уверяла, что такого цирка давно не видела и что братику надо заняться переписыванием истории – уж столько интересных фактов он придумал – и потрясала путеводителем и каким-то буклетом у него под носом. Рейнис отмахивался, ссылался на чьи-то мемуары и уверял, что лишь пытается оживить сухие факты. Что до меня, то я не променял бы эту прогулку, сопровождаемую побасенками, даже на десять абсолютно правильных экскурсий. В конце концов, сами достопримечательности и исторические места он называл правильно, а мне большего и не надо.
Обедали в Юрмале. Праздник ощущался везде, некое возбуждение или, может быть, правильнее сказать предвкушение, витало в воздухе, подогреваемое яркими неоновыми огнями украшенных витрин и подмигиваниями наряженных елок.
- А как вы отмечаете Рождество? – поинтересовалась Санта.
- Да практически никак, - вынужден был сознаться я. – У нас же оно после Нового Года, и там такие длинные праздники получаются, что уже ни есть, ни пить не хочется, но все равно едим и пьем.
- Что едите? – не отставала девушка.
- Салат оливье, - выдал я главный новогодний секрет россиян.
- Понятно, жаль, что нет какой-нибудь хорошей традиции, - заключила Санта.
- Традиции всегда кто-то первый придумал, - произнес Рейнис. – Так что давайте фантазировать и претворять в жизнь. Миша, тебе бы что могло понравиться?
Я задумался. Праздники с родными теплых воспоминаний не вызывали. Отдельно я отмечал пожалуй что дни рождения редких приятелей, и из таких вот запомнившихся были зимние шашлыки под водочку на морозце.