Диана Уинн Джонс
Волшебники из Капроны
От автора
Мир Крестоманси не такой, каким мы его знаем сегодня. Это мир, параллельный нашему, — мир, где творить волшебство так же нормально, как заниматься математикой, а люди ведут себя намного старомоднее. Италия все еще раздроблена на множество карликовых государств, во главе каждого — герцог, и в каждом своя столица. В нашем мире Италия давно уже единая страна.
Оба эти мира никак между собой не связаны. Тем не менее, события, о которых я здесь рассказываю, будем считать, так или иначе произошли. Правда, я не обо всем все знала, и Кэри Дэвис, Гейнор Харви, Элизабет Картер и Грэм Болстон приоткрыли мне, как разворачивался поединок между двумя волшебниками. А мой муж, Дж. А. Барроу, пользуясь советами Бейзила Коттла, нашел подлинные слова «Капронского Ангела». И мне хочется всех их очень, очень поблагодарить.
Глава первая
Нет ничего труднее на свете, чем правильно сотворить чары. Дети из семьи Монтана знали об этом чуть ли не с пеленок. Сотворить заклинание не штука, это может каждый. Но чтобы оно — письменное ли, устное или пропетое — сработало, тут все должно быть правильно, а то такое можно натворить...
Вот, например, Анджелика Петрокки чуть-чуть сфальшивила: взяла не ту ноту, и ее отец стал ярко-зеленым. Вся Капрона — да что Капрона, вся Италия — несколько недель про это гудела.
Лучшие чары и сегодня поступают из Капроны, несмотря на недавние волнения из-за Казы Монтана и Казы Петрокки. Если вы знаете верные слова — те, которые работают, когда нужно наладить приемник или вырастить помидоры, — то очень даже вероятно, что кто-то из вашей семьи отдыхал в Капроне и привез заклинание оттуда. В Капроне на Старом мосту стоят два ряда каменных лавочек, обвешанных, как флажками, длинными разноцветными конвертами, пакетиками и свитками.
Впрочем, в Италии чары можно достать в каждом чародейном доме. И все они будут с этикетками, указанием, как их употреблять, и фирменным знаком изготовителя. Если захотите узнать, кем изготовлены ваши чары, поройтесь в семейном архиве. Если вам попадется инструкция на листке вишневого цвета с эмблемой в виде черного леопарда, значит, заклинание из Казы Петрокки. А если наткнетесь на салатно-зеленый конверт с крылатым конем, то оно изготовлено в Казе Монтана. Оба дома поставляют такие отменные чары, что люди, не очень сведущие в этом деле, полагают, будто даже конвертами можно творить волшебство. Это, конечно, ерунда. Потому что, как не раз слышали Паоло и Тонино, заклинание есть правильные слова, правильно произнесенные.
Оба великих дома — Петрокки и Монтана — восходят к тем временам, когда было основано само государство Капрона, более семисот лет тому назад, И между ними царит лютая вражда. Они даже не разговаривают друг с другом. Случись кому-нибудь из рода Петрокки, проходя по узким, мощенным золоченым булыжником улочкам Капроны, встретить кого-нибудь из рода Монтана, оба отведут глаза в сторону и бочком-бочком поспешат миновать друг друга, как если бы обходили вонючий хлев. Их дети ходят в разные школы, и каждому наказано: не сметь и словом перекинуться с ребенком из другого дома!
Бывает, однако, иногда молодежь из обоих домов — Монтана и Петрокки, — прогуливаясь вечером по широкой улице Корсо, столкнется там невзначай. В таких случаях все остальные капронцы немедленно прячутся кто куда. Потому что хватает страху, если эти Монтана и Петрокки пускают в ход кулаки и камни, а если они принимаются напускать друг на друга чары, тут ужас что может случиться.
Так однажды по милости неистового Ринальдо Монтана на Корсо три дня с неба плюхались коровьи лепешки. Среди туристов воцарилось глубокое уныние.
— Один из Петрокки мне надерзил, — заявил Ринальдо, сверкнув самой искрометной своей улыбкой. — А у меня в кармане случайно оказалось новенькое заклятие.
Петрокки сердито жаловались: Ринальдо, говорили они, переделал свое заклинание в разгар схватки. Кто же не знает, что все его чары — любовные!
В обоих домах взрослые сами детям никогда не объясняли, отчего между Монтана и Петрокки пошла такая вражда. Рассказать об этом по заведенному порядку предоставлялось старшим братьям, сестрам и двоюродным. Паоло и Тонино снова и снова слушали эту историю от сестер Розы, Коринны и Лючии, от двоюродных братьев и сестер — Луиджи, Карло, Доменико и Анны, — и потом опять от троюродных — Пьеро, Луки, Джованни, Паулы, Терезы, Беллы, Анджело и Франческо. И сами рассказывали ее шестерым младшим двоюродным, по мере того как они подрастали. Монтана были большой семьей.
Двести лет назад — гласит молва — главный Петрокки, по имени Рикардо, забрал себе в голову, что герцог Капронский заказывает у семьи Монтана больше заклинаний, чем у Петрокки, и написал главному Монтана, по имени Франческо, презлющее письмо. Франческо страшно рассердился и немедля пригласил всех Петрокки на парадный обед. Он-де придумал новое блюдо и хочет, чтобы Петрокки его отведали. И тут же скатал из письма Рикардо Петрокки длинные тонкие жгутики и произнес над ними одно из самых сильных своих заклятий. И они превратились в спагетти. Петрокки уплетали их за обе щеки, и все заболели, а Рикардо тяжелее всех — потому что нет ничего хуже, как объесться собственными словами. Он не простил Франческо Монтана, и с тех пор обе семьи живут в непримиримой вражде.
— Вот так, — завершала эту историю Лючия, которая чаще других ее рассказывала, хотя была старше Паоло всего на год, — появились спагетти.
Лючия же шепотом поведала им о том, какие ужасные, языческие порядки заведены у Петрокки. И о том, что Петрокки никогда не ходят к мессе и никогда не исповедуются; и что никогда не купаются и не меняют белья; и что не женятся, но при этом — тут шепот становился еле слышным — детей плодят, как котят; а лишних детей вполне способны топить, как тех же котят; и даже, как известно, бывало, поедали лишних дядюшек и тетушек; и какие они невозможные грязнули, так что от Казы Петрокки пахнет на расстоянии, а жужжание мух слышно по всей Виа Сант-Анджело.
Там было еще много всего такого, кое-что даже похуже: у Лючии было живое воображение. Паоло и Тонино каждому ее слову поверили и возненавидели Петрокки всеми фибрами души, хотя прошли годы, прежде чем как тот, так и другой увидели первого Петрокки собственными глазами. Однако еще совсем маленькими они однажды утром улизнули из дома и добрались по Виа Сант-Анджело почти до самого Нового моста: очень уж им хотелось взглянуть на Казу Петрокки. Но никакого запаха, ни жужжания мух, которые должны были помочь им в поисках, они не услышали, а сестра Роза нашла их, прежде чем они нашли Казу Петрокки. Роза — а она была на восемь лет старше Паоло и даже тогда уже совсем как взрослая — посмеялась над их трудностями и по доброте душевной отвела к Казе Петрокки. Дом оказался не на Виа Сант-Анджело, а на Виа Кантелло.
Их ожидало разочарование. Дом был точно, такой же, как Каза Монтана. Такой же большой, как Каза Монтана, и из того же золотистого капронского камня, и, наверно, такой же старый. Внутрь вели огромные ворота из сучковатого дерева — точно такие же, как их собственные, а на стене над воротами возвышалась такая же, как у них, золоченая фигура ангела. Роза пояснила, что оба ангела поставлены в память о том Ангеле, который явился первому герцогу Капронскому и принес ему с неба свиток с нотами. Но об этом мальчики знали. Тут Паоло отметил, что от Казы Петрокки вроде бы не очень пахнет, на что Роза прикусила губу, а потом сказала: на фасаде, мол, чрезвычайно мало окон, да и те закрыты наглухо.
— Я так думаю, у них, как и у нас, все происходит во дворе, — решила она. — Все запахи, верно, там и собираются.
Мальчики с нею согласились: верно, так оно и есть, однако им хотелось подождать, пока не выйдет кто-нибудь из Петрокки. Но Роза сказала — нет. Она считает, это было бы очень глупо, и потащила их домой. И пока она уводила их, они все оглядывались; и увидели, что на Казе Петрокки четыре золоченые башенки — по одной на каждом углу, тогда как на Казе Монтана всего одна, надвратная.