Если предположить невероятное, что эти чокнутые толкиенисты нашаманили, ухитрившись отправить меня в свой фэнтезийный мир, то уродцы как нельзя лучше походили на гоблинов. Ничего себе, сходил на пикничок! Ну, Витька, если это какой-то дурацкий розыгрыш, быть тебе с красным дипломом и без мопеда.
Нет, что-то тут не так. Все вокруг, с одной стороны, вроде бы обычное, те же елки да березы, окружающие развалины, но в то же время… как бы это сказать, какое-то другое. Из знакомых предметов — только мой рюкзак с шашлычным набором для Витьки. Помню, перед всей этой вакханалией с чествованиями я положил его на центральную плиту, уже готовясь порадовать наигравшуюся ребятню.
А почему я так гадко себя чувствую, как будто влез в одежду на три размера меньше? И почему кисти моих рук выглядят как-то странно? Тут я припомнил скандирование команды накануне вспышки: «Орк! Орк! Орк!» — и, похолодев, начал оглядывать себя. На первый взгляд, все было нормально: бархатная шторка-плащ, защитные камуфляжные брюки, измазанные в грязи и чужой крови, треснувшая камуфляжная куртка… Треснувшая?!
Я оглядел расширившуюся грудную клетку, разорванные бугрящимися мышцами рукава и на подгибающихся конечностях доковылял до ближайшей лужи.
Самые страшные опасения не оправдались, на четверку лежащих уродцев я не походил, но… изменения были. Кожа потемнела, хотя и осталась в границах человеческих цветов, мышцы явно увеличились, особенно челюстные. Кажется, я прибавил в росте и раздался вширь. В луже отражался, как говорят наши писатели-сатирики, шкаф, и не просто шкаф, а шкаф с антресолями, чуть сутуловатый, крепкий и несколько неуклюжий.
Вспомнив о карманном зеркальце, которое так и не вернул сегодня сестренке, нащупал его в кармане и взглянул на свое лицо. Все было вполне узнаваемо, хотя и утяжелено, кости явно стали толще, глаза яркого желто-зеленого цвета, но белки белые, не то что у этих уродцев. Кожа не только потемнела, но и огрубела, надбровные дуги увеличились, но терпимо, я пару раз и у людей такое встречал. Тут в голову пришла мысль, что к людям я себя вроде как уже не отношу. Я хмыкнул и перевел взгляд на уши. М-да… а вот такого у человека точно нет: уши были остроконечными. Я, как всегда при возникновении проблемы, в задумчивости прикусил губу и вскрикнул, на прокушенной губе выступила капелька крови. Дрожащей рукой снова схватил зеркальце и открыл рот. Йо-о! Клыки заострились и стали выступать над общим строем зубов, как у хищного зверя.
Полностью впасть в нарциссизм мне не дал шорох шагов и невнятный говор на краю поляны, в центре которой стоял разрушенный храм. Натюрморт из семи порубленных трупов был хорошим аргументом против близкого знакомства с его авторами — я нырнул за поваленную колонну и затаился.
Из кустов вышли три типа, напоминавшие мертвых гоблинов, и осторожно направились к руинам. Стараясь быть как можно незаметнее, я пополз к другому краю поляны. Тело болело и было как чужое, как только что купленная перчатка. Вроде и размер мой, но пока разносишь…
Вооружены гоблины короткими копьями, похоже, с бронзовыми наконечниками, за плечом одного — сильно изогнутый лук, у меня же из всего вооружения — зеркальце, мобильник и авторучка с блокнотом.
Перебегая за остатками стен к противоположной от пришельцев стороне поляны, я почувствовал себя получше, тошнить перестало, кровь из носа унялась, тело двигалось увереннее.
— Все не так уж плохо, — мысленно подбадривал я себя, чуть ли не на четвереньках подбираясь к опушке.
Из-за куста бересклета впереди высунулась морда тигра и с интересом посмотрела на меня. Такой же интерес вместе с напряжением во всей фигуре и пристальным взглядом был у нашего кота Мурзика при появлении вблизи голубей.
— Амба, — обреченно прошептал я сам себе. В Уссурийской тайге тигра называют амбой. Наш учитель был родом с Дальнего Востока и как-то объяснил, что именно последствия встреч человека и амбы и привели к появлению у этого слова второго значения — перспектива незавидной дальнейшей судьбы человека, когда обстоятельства складываются так же благоприятно, как у меня сейчас.
Гастрономический интерес в устремленных на меня глазах тигра возрос, громадный кошак совсем по-мурзиковски начал возбужденно хлестать себя хвостом по бокам. Три гоблина с копьями, ноющая боль в теле, шок от резкой перемены в жизни — все отошло на второй план, только лениво скользнула мысль, что ведь на беговой дорожке я сейчас легко побил бы мировой рекорд. Может, каждому спрингеру стоит выделять по тигру для моральной стимуляции? Все олимпийские медали были бы наши.