Выбрать главу

Рассмотрим же этот роман и фильм Рене Лепренса не как произведение, достойное Стендаля, Бальзака или Золя, но как документ, свидетельствующий о «социальных идеях» «Пате консортиум», кое-где цитируя текст Фелисьена Шансора.

Его герой, Марк Анаван (это имя следует расшифровать как «marche en avant» — «иди вперед»), несомненно, сошел со страниц Эжена Сю, его «Парижских тайн». Он был неким новым герцогом Родольфом, наследником больших мельниц на Сене-и-Уазе (играл его Леон Мато). Растратив 5 или 6 миллионов, он отказался от своего роскошного особняка, распустил всех слуг и, одевшись в лохмотья, инкогнито, как «бедняк», нанялся работать в счастливую коммуну Сен-Сатюрнен в департаменте Вар, где царило благодетельное равенство; там он влюбился в красивую крестьянку Сильветту (Жина Релли), «живую статуэтку, вроде тех, что служили натурой для скульпторов из Танагра».

После шестнадцати месяцев счастья акции, которые Марк Анаван считал совсем обесцененными, неожиданно принесли ему 30 миллионов на бирже. «Бедняк» захотел осчастливить Сен-Сатюрнен, уговорил крестьян выращивать цветы и построил по подписке парфюмерную фабрику.

«Но те, кто помогли постройке, вложив в нее свои сбережения, вскоре остались без гроша, тогда как каменщики, слесари, маляры оказались владельцами небольшого капитала, и, таким образом, за короткое время социальное равенство, процветавшее до прихода «бедняка», было опрокинуто и разрушено до основания…

…Местный священник, видевший, как у входа на фабрику появились три бара, и обнаруживший, что его прежде довольно трезвые прихожане проявляют все большую склонность к невоздержанности, обратился к Марку с горячими упреками:

— Позвольте вам сказать, сударь, что вы приносите несчастье этому краю. Создавая богатство, вы порождаете бедность, нищету и порок. Пока вы не раскаетесь, я не могу быть вашим другом».

Убежденный этой проповедью, Марк Анаван попытался вернуть на путь добродетели крестьян, развращенных своим положением рабочих, подарив им поле для скачек вместе с тотализатором. Затея эта понравилась, и он скромно вернулся в Париж на дирижабле, эскортируемый двумя десятками аэропланов. Затем в своем роскошном особняке он организовал «Красный сочельник», на котором присутствовали принц Наваррский, маркиз де Нель, Саша Гитри, Шарлотта Лизэ, барон де Гунцбург, Марсель Ирвен и другие представители «всего Парижа», реально существующие или вымышленные «новым Бальзаком» — Фелисьеном Шансором. Затем Марк произносит речь на митинге в предместье Сен-Жермен, где его прерывает гневный голос: «Значит, товарищ Анаван, вы защищаете капитализм?» На что он отвечает:

«Нет, я борюсь с ним, с его абсолютизмом. Мой идеал — это справедливость и доброта, и он должен победить среди народов, которые поклоняются праву».

После того как он выступает еще на одном митинге, в Монсо-ле-Мин, куда приезжает на красном лимузине и где объявляет, что женится на крестьянке Сильветте, наступает 31 июля 1914 года, и скульптор-анархист Жан Сарриа, дядя его невесты, заявляет, что, дабы помешать войне, он убьет президента Пуанкаре. Но, побывав перед зданием газеты «Матэн» (упомянутой в романе) на патриотической народной манифестации, Сарриа целует красную полосу французского трехцветного знамени и идет в армию добровольцем; там его ранят в лоб и он слепнет. Тем временем Сильветта была изнасилована подлым тевтонским офицером, от которого у нее родился сын; стыдясь его, она отказывается от встречи с Марком Анаваном, пока случай не сталкивает их в 1920 году на ипподроме во время дерби. Подлый офицер — бош хочет жениться на своей жертве и признать своего сына, но «Император бедняков» прогоняет его, женится на Сильветте и усыновляет ее ребенка сразу после того, как умирает слепой анархист.

«Он кладет правую руку на светлую головку «своего» сына. «Сарриа уснул навеки. Он умер так же, как и жил, как живем мы все, — в погоне за мечтой. Вот тот, кто, быть может, призван ее осуществить. Будущее должно оплатить свой долг за страдания прошлых лет. И вырастет человек, который до основания разрушит старый мир и будет управлять новым. Кто станет Президентом Всемирных Штатов?»

Чудовищная глупость «Императора бедняков» не помешала ему обрести сотни тысяч читателей (благодаря его публикации как романа-фельетона) и миллионы зрителей (благодаря демонстрации в кинозалах «Пате консортиум»). После семнадцати месяцев своей деятельности эта крупная фирма в 1922 году объявила, что получила 6 миллионов 700 тысяч прибыли. Но реальные результаты были, по-видимому, менее удовлетворительны. В сентябре 1922 года ее административный совет был реорганизован. Хотя Марсель Гунуйу остался председателем, Дени Рико уже не был генеральным директором, его совместно заменили привлеченные в совет администраторы Андре Гунуйу и Анри Мэж (по-видимому, представлявшие интересы банка «Бауэр и Маршаль»). В своем отчете совет вынужден был признать ошибки прежней дирекции: «Кинопромышленность потерпит крах, если будет следовать по пути, на котором находится. Мы не хотим допускать никаких случайностей, неожиданностей, опозданий, небрежности и хищений. Ни один фильм не должен производиться без точного плана. Французские фильмы стоят дорого, потому что у нас разбазаривают время и деньги. Надо покончить с подобными пороками в «Пате консортиум».

Эта реорганизация сопровождалась увеличением доли в делах «Консортиум» фирмы «Синэ-роман» и предприимчивого Жана Сапена, что выразилось в выпуске фильма «Рультабиль у цыган» (роман-фельетон, напечатанный в газете «Матэн»), режиссуру которого доверили Анри Фекуру.

А как же эволюционировали после войны другие крупные французские общества?

«Эклер» тоже прекратило производство и, кажется, совсем отказалось от попытки вернуть свои заграничные филиалы, в частности немецкий — «Дэкла». В 1921 году лаборатории «Эклер» сосредоточились у фирмы «Сосьетэ франсэз дю синема» с капиталом в 31 миллион, располагавшей студиями в Ницце и Жуанвиле и почти шестьюдесятью кинозалами, в том числе несколькими крупными кинотеатрами в Париже. Но в апреле 1922 года, по словам «Синемато», «несмотря на дивиденды в 7 процентов, выдаваемые этим обществом, банки не захотели продолжать оказывать им необходимую поддержку, и несколько фирм стали вновь автономными».

Когда дело касалось французской финансовой верхушки, то она продолжала требовать дивиденды свыше 10 процентов, иначе она прекращала свою поддержку.

Сразу по окончании войны позиция, занятая Леоном Гомоном, сильно отличалась от той, какую занял Шарль Пате. Он продолжал производство и, опираясь на коммерческие, чаще всего многосерийные фильмы Луи Фейада, поручил художественное руководство «Сери паке» Леону Пуарье, который в лице Марселя Л’Эрбье обеспечил себе сотрудничество представителя молодого поколения. В то же время фирма заключала контракты на прокат с крупными компаниями, известными высоким качеством своей продукции, такими, как шведская «Свенска», итальянская «УЧИ», американская «Голдуин».

Но уже в 1922 году Гомон увидел, что просчитался, после чего заявил в «Синемато» (22 июля 1922 года): «У авторов слишком большие претензии. Как можем мы платить 60 или 80 тысяч франков даже самому знаменитому из наших писателей за написанный для нас сценарий, когда кинематограф и так несет такое тяжелое бремя всяких налогов? Нет, лучше уж договориться с Обществом драматургов и писателей, с Союзом авторов или с агентствами, чтобы приобрести право на экранизацию романа, который уже заслужил признание публики. Тогда писатель получает добавочный гонорар за авторские права, так как фильм повышает успех и тираж его произведения…»

В итоге Марсель Л’Эрбье оказался лишенным кредитов, необходимых для его «Дон Жуана и Фауста», а фильм Луи Деллюка «Лихорадка», поставленный им за свой счет в студиях на Бют-Шомон, не был выпущен Гомоном в прокат.