Выбрать главу

Антон Шутов

ВТОРАЯ ОБУВЬ

Почти всё жаркое лето Катя работала. Она разносила серые газеты. Работа не из самых приятных и лёгких, но вполне сносная. Найти чего-то получше, подороже для девочки в четырнадцать лет сложно. Да и на газеты в офисе согласились не сразу, долго приглядывались. Слишком уж им Катя молодой казалась.

Стопки утром невыносимо тяжёлые, но к обеду она почти всё разносила и спешила за новой дополнительной порцией. Только очень редко ей давали эту вторую дополнительную порцию, чаще домой отправляли. На ладонях в удачные дни до вечера держатся розовые рубцы, натёртые от лямок тряпичной рабочей сумки. Больше работы она никакой найти не могла. Няней, домашней сиделкой, репетитором её не брали только из-за возраста.

И если бы кто-нибудь спросил Катю, из-за чего она так старается, та не нашла бы что ответить. Нет, она конечно же имела твёрдую причину работать и как таковую нужду в деньгах, но вот из-за чего, — говорить совестно. Хотя спрашивать её про необходимость летнего заработка почти некому. Девочки со двора разъехались на лето кто куда, по бабушкам-дедушкам, а дома у Кати только подвыпившая мать. А если и выдастся день, что мать трезвая, то всё равно сердитая как чёрт. Не до общения ей.

Катя на свои заработанные деньги купила коричневые лодочки, хорошие туфли для того, чтобы ходить в них по школе. Там нужна вторая обувь, без неё не пускают. Прошлый учебный год кое-как доходила в расползающихся потрескавшихся полуботинках. Из-за их глупого вида она все перемены сидела за своей последней партой, поджав ноги и по утрам в коридорах старалась обходить шумную компанию одноклассников. Наверное из-за этого они её и невзлюбили. Ну да ладно, Кате не очень то было дело до их любви и дружбы.

Кое-как написав последние контрольные, она скрепя сердце начала переживать лето. Устроилась разносчицей, накопила денег своими газетами и дообеденными изнуряющими перебежками между организациями-заказчиками. И вот купила свои лодочки.

Даже не мечтала о таких. Думала просто, что денег не хватит, поэтому и не мечтала. Но на рынке они стоили чуть меньше суммы, которой она располагала. Померила их, наверное, раз двадцать. Долго вертела в руках, приглядываясь; а вдруг они из бумаги скручены, или склеены как попало. Жаль таких денег и столько рабочего времени.

Когда шли последние недели сентября, она ёрзала и постоянно смотрела в окно, как желтеют листья. По утрам, выходя на улицу за каким нибудь делом, она каждый раз бросала взгляд в дальний угол двора, где припираясь к забору росла рябина, тонкая, но с несколькими гроздями алых ягод. И чем красней становились гроздья, тем больше радовалась Катя приближению учебной поры и возможности скорее одеть лодочки.

В первый торжественный день никто вторую обувь не проверял. Ей пришлось таскать с собой ставший лишним пакет с туфлями по всем линейкам и классным сборам. Пёстрые девчонки косились и подхихикивали, свистяще перешёптывались, но ей всё равно, уже привыкла. Вот мальчишкам дела до пакета не было, равно как и до неё.

И вот когда начались первые занятия, Катя в заполненном учениками гардеробе надела лодочки и осторожно прошла в них в фойе, направляясь к своему кабинету. Никто на неё не смотрел, но за то с какой уверенностью удавались чёткие шаги прямо по центру коридора. Только в классе одна из девочек насмешливо хмыкнула, отвлечённо сказав, что в таких как у Кати чулках ещё рановато ходить, слишком жарко.

Заняв любимое и привычное место на последней парте, Катя сидела и на каждом уроке еле-еле притоптывала ногой, чтобы лишний раз прочувствовать удобность новых коричневых туфель. Это было чудесно.

После занятий ещё раз она прошлась по самому центру коридора и фойе, пройдя в гардероб. Домой Катя вернулась в хорошем настроении. Вот она уверенность, которой, оказывается так давно не хватало для спокойной жизни.

А вот с самого начала пасмурного утра следующим днём всё переменилось. Этим утром Катя не смогла найти туфель. Ещё вечером, протерев их влажной тряпочкой, она сложила изящные лодочки аккуратно в коробку, укрыла мятой газетой и поставила под потрескавшуюся этажерку в прихожей. Газета теперь лежала на полу, а коробки не было.

В груди замаячили всплески пламени, во рту стало сухо-сухо. Катенька ещё раз перешарила всю прихожую, а потом прислонилась к стене с ободранными обоями и закусила губу.

Ясное было дело. Последний мамин «муж», ударившийся в запой, просыпался с похмелья ранним утром и сразу же шёл на вокзал или рынок («чтобы сшибить деньгу»). Он уже утащил месяцем раньше из их обшарпанной квартиры целую стопку постельного белья. Утром Катя сняла высохшее бельё с верёвок во дворе, принесла домой, аккуратно сложила стопкой под стол на коробки, а к вечеру белья не стало.