Драйв придёт вместе с новой эпохой, которая востребует всё, что отвергала советская парадигма. Аморфное движение КЛФ превратится в могучий фэндом, и его энергичные эмиссары откроют свои издательства, журналы, телепрограммы, сайты и субкультурные объединения. Появятся новые, более престижные форумы-конвенты и премии. Вырастут авторы и актёры и отформатируют себе аудиторию. Альтернативные историки, исследователи паранормального, футурологи и астрологи, маги и колдуны, экстрасенсы и эзотерики, разные ролевики, сектанты и веб-дизайнеры — все они так или иначе вспоены мутагенными коктейлями фэндома. Ничего дурного в том нет. Коммерческий успех вообще безусловен. Популярность зашкаливает. Но идеалы «Аэлиты» утрачены — впрочем, никто и не клялся служить им. Жажда большого мира превратилась в жажду адреналина, а установка на развлекательность определила вторичность культурного продукта.
Однако время для расхождения в ценностях между организаторами и фэнами пришло далеко не сразу. В 1980-х «Аэлита» бодро развивалась. Награду получали классики жанра — Сергей Павлов, Владислав Крапивин, Север Гансовский, Сергей Снегов… В начале 1990-х Бугров сообразно эпохе перенастроил «Аэлиту» на более попсовую волну: премию получили Василий Звягинцев и Геннадий Прашкевич. Но одним летним утром 1994 года Виталий Иванович не проснулся. Ему было 56 лет.
Премия дала сбой на два года, а потом её возобновили. Однако уже всё поменялось: и время, и фантастика, и общество. Феномен «Аэлиты» ушёл вместе с Бугровым. Весёлый писатель Сергей Другаль, лауреат 1992 года, вообще бросил писать. Своё решение он объяснил просто: «Без Бугрова мне это не интересно».
Глава вторая
Рок-н-бург
«Мы пришли с гитарами»
Мало того что они взорвали свой город, так ещё и вся та эпоха заговорила их голосами. «Мы пришли, мы пришли с гитарами», — всё объясняя, спел о них и о себе рок-бард Александр Башлачёв, тоже, кстати, свердловский студент: с 1978 по 1983 год он учился на журфаке университета. Хотя тон тогда задавали политехнический и архитектурный институты — УПИ и САИ. Почему они? Ну, в размышлениях о роли политеха поневоле вспоминаются «инженеры человеческих душ». А вот архитектура — это всегда ещё и управление людскими потоками.
Свердловские рокеры вовсе не были «поколением дворников и сторожей». По большей части они были поколением молодых инженеров и архитекторов. Не фрики, не маргиналы и не мученики, а более-менее благополучные и воспитанные ребята. Их поддерживали мощные вузы, и рокеры не были этакими сектантами. Правильнее сравнивать их не с катакомбными христианами, которых империя терзала на гладиаторских аренах, а с художниками-импрессионистами: элита считала их неумёхами, да и сами они вроде только пьянствовали, обнимая своих подружек, — и тем не менее создали новый язык для новых буржуазных ценностей.
Почему Свердловск оказался вторым после Ленинграда центром рок-н-ролла в СССР? Поэт Илья Кормильцев считал, что здесь, во-первых, много студентов, во-вторых, «ссыльные», то есть вольнодумцы. Впрочем, следовало бы говорить о более свободном мышлении: свердловская интеллигенция была в основном технической, а законы инженерии не подчиняются советской идеологии.
Свердловский рок стал реакцией на «совок» от индустриального мегаполиса. Отсюда фактура образов — квартиры, подъезды, парки… Сердцу горожанина нечем успокоиться. Нет сельского умиротворения на природе и нет столичного утешения высокими образцами искусства. Оправдание своей жизни не обрести даже в трудовой традиции, потому что она осталась лишь в малых исторических городках. Прямая и лобовая социальность — отличие свердловского рока от других течений советского рока и родовое наследие большого промышленного города.
Миром тогда владело диско — позитивная, понятная и яркая музыка. Для самопального советского рока конкурировать с диско уже было смелостью. Время повернуло так, что геройская поза оказалась героической позицией, а молодость жаждет подвига. Ну, советские рокеры и сделали своим подвигом свою музыку.
В Советском Союзе каждому новому поколению находилась какая-то великая цель, пожирающая неуёмную энергию молодости, а поколению 1980-х одряхлевшая компартия ничего придумать не смогла. Итогом стал рок-н-ролл — естественный и нормальный бунт детей против отцов: честности против договорённостей, максимализма против компромиссов. Этот бунт легко встраивался в политическую стратегию перемен, но первичной была молодость, а не идейный крах «совка».