— Я уверен, что вам понравится жить в Чикаго. — Муж умоляюще смотрел на Мэрилин. — К тому же дико о вас скучаю.
— Нам тоже тебя не хватает. — Мэрилин тяжело вздохнула. — Но что делать? Если я оставлю свою работу, девочкам придется перейти в общественную школу в городе. Мы не сможем оплачивать частную школу на твое жалованье.
Ожила трансляция аэропорта: «Пассажиры, вылетающие в Шампейн, штат Иллинойс, приглашаются на посадку. Посадка заканчивается».
— Нам пора идти, — сказала Мэрилин. — Мы можем опоздать.
Джон кивнул и смахнул со щеки непрошеную слезу.
— Я все понимаю, но ты все же подумай.
— Конечно, я подумаю, — огрызнулась Мэрилин. Затем спохватилась — зачем, ведь она искренне не хотела злиться. — Это единственное, о чем я по-настоящему думаю, — добавила она уже мягче.
Прижавшись к мужу, Мэрилин обвила руками его шею. В ответ он сдавил ее в своих медвежьих объятиях.
— Осторожнее, — взвизгнула Мэрилин, — ты же мне ребра поломаешь!
— Я люблю тебя, — глухо проговорил Джон, прижавшись лицом к шее Мэрилин.
Ответив на объятие мужа, Мэрилин с Лидией и Тамарой пошли на посадку. Вот они прошли через детектор металла. Женщина оглянулась и увидела, что Джон смотрит на нее сквозь стеклянную стену. Выходя на летное поле, Мэрилин в последний раз помахала мужу рукой.
— Мы будем переезжать? — захныкала Лидия. Ей было десять лет, и она училась в пятом классе.
— Я никуда не поеду, — гордо заявила Тамара. Она была уже взрослой — целых одиннадцать лет — и славилась железной волей. — Я перееду к Конни, она сказала, что я смогу пожить у нее.
— Я абсолютно убеждена, что она не забыла обсудить этот вопрос с матерью, — с сарказмом заметила Мэрилин. Она с трудом сдерживала слезы, не желая, чтобы дочери видели ее плачущей.
Она позволила девочкам первыми зайти в маленький винтомоторный самолет, но в салоне рассадила их по местам, обозначенным в билетах, в корне пресекая спор о том, кто будет сидеть в одиночестве — кресла стояли по два в ряду.
Мэрилин отвечала на прямые вопросы дочерей о ближайшем будущем уклончиво и в самых общих чертах. Она еще сама не решила, что будет лучше для их семьи.
Взревели двигатели, и дальнейший разговор стал бессмысленным. Самолет начал выруливать на взлетную полосу, а Мэрилин прижалась лицом к холодному стеклу иллюминатора. Хватит ли у нее сил принять верное решение?
Сверкнувшая на юго-западе молния вывела Мэрилин из задумчивости, напомнив о застарелом страхе перед местными авиалиниями, — полет на реактивном самолете всегда надежнее. Непроизвольно Мэрилин потуже затянула ремень безопасности и оглянулась — как там дочки?
Во время взлета она мертвой хваткой вцепилась в подлокотники кресла, словно это могло помочь машине удержаться в воздухе. Только когда земля за окном резко пошла вниз, Мэрилин осознала, что она не дышит.
— И долго папочка пробудет в Чикаго? — прокричала через проход Лидия.
— Пять лет, — ответила Мэрилин, — пока не закончит обучение.
— Я же говорила, — пожаловалась Лидия Тамаре, — мы успеем состариться.
Внезапный толчок заставил женщину вновь вцепиться в подлокотники. Она оглянулась — никаких следов паники, и это немного утешило Мэрилин. В иллюминатор было видно, что самолет окутан плотной пеленой облаков. Бесформенная вспышка осветила небо.
Чем дальше к югу, тем сильнее становилась тряска и тем чаще сверкали молнии. Пилот по радио немногословно пояснил, что попытается, изменив высоту полета, уменьшить вибрацию. Объявление мало успокоило Мэрилин — ей стало по-настоящему страшно. Хоть бы скорее кончился этот полет!
Первым предвестником катастрофы стал яркий свет, озаривший салон после очередного толчка. Несколько пассажиров издали сдавленные вскрики. Мэрилин похолодела и инстинктивно прижала к себе Тамару.
Вибрация продолжала усиливаться, и самолет завалился на правое крыло. Двигатели перестали мерно рокотать и работали теперь с нарастающим свистом. Чувствуя, как непреодолимая сила вдавливает ее в кресло, потеряв ориентацию, Мэрилин судорожно приникла к иллюминатору. Сначала она не увидела ничего, кроме серого войлока облаков. Она перевела взгляд вперед, и кровь застыла у нее в жилах: земля стремительно неслась навстречу. Они падали...
22 ЧАСА 40 МИНУТ, ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОСПИТАЛЬ МАНХЭТТЕНА, НЬЮ-ЙОРК
Тереза Хаген постаралась сглотнуть, но слюны не было — во рту пересохло и страшно хотелось пить. Через несколько минут ей удалось разлепить веки, и в первое мгновение она не могла понять, что с ней и где она находится. Тереза вспомнила все, как только поняла, что лежит в послеоперационной палате.
Неприятности начались неожиданно как раз перед тем, как они с Мэтью собрались пойти пообедать. Боли не было — только ощущение, что она обмочилась. Зайдя в туалет, она со страхом обнаружила на бедрах кровь. Это была не мазня, а настоящее кровотечение. Тереза была на шестом месяце беременности, все время ждала какого-нибудь сюрприза и вот, пожалуйста, дождалась.
С этого момента события стали разворачиваться стремительно. Терезе удалось дозвониться до гинеколога — доктора Кэрол Гланц, и та предложила ей немедленно приехать в Манхэттенский госпиталь. Там подозрения Терезы полностью оправдались — ей была назначена операция. Кэрол Гланц объяснила, что плод, вместо того чтобы имплантироваться в слизистую матки, застрял в трубе — это называется внематочной беременностью и требует неотложной хирургической операции.
Через несколько минут после того, как Тереза пришла в себя, к ней подошла медсестра, заверившая женщину, что операция закончена и все в полном порядке.
— Что с ребенком? — первым делом спросила Тереза. На ставшем плоским животе она ощущала массивную повязку.
— Об этом спросите у доктора — она знает лучше, чем я, — ответила сестра. — Сейчас я сообщу, что вы проснулись. Она собиралась поговорить с вами.
Прежде чем сестра ушла, Тереза пожаловалась ей на нестерпимую сухость во рту. Ощутив на языке холод ледяного кубика, она почувствовала себя наверху блаженства.
Тереза медленно закрыла глаза. Кажется, она уснула, потому что буквально сразу услышала голос доктора Кэрол Гланц, окликнувшей ее по имени.
— Как вы себя чувствуете? — спросила врач. Тереза уверила доктора, что благодаря кубику льда — превосходно. Потом спросила про ребенка.
Кэрол набрала в легкие побольше воздуха и мягким жестом положила руку Терезе на плечо.
— Боюсь, что у меня для вас плохие новости. Вдвойне плохие.
Больная напряглась, словно в ожидании удара.
— У вас действительно оказалась внематочная беременность. — Чтобы облегчить себе задачу, доктор Гланц перешла на медицинский жаргон. — Нам пришлось прервать беременность, но ребенок, естественно, оказался нежизнеспособен.
Тереза восприняла сообщение без бурного проявления эмоций — она уже успела приучить себя к мысли, что все неизбежно так и кончится. Но к следующему сообщению Кэрол Гланц Тереза готова не была.
— К сожалению, операция оказалась нелегкой. У вас были некоторые осложнения, из-за которых, собственно, и развилось кровотечение, приведшее вас в больницу. Словом, нам пришлось пожертвовать маткой. Мы произвели ее ампутацию.
Поначалу мозг Терезы отказался воспринять сказанное. Она кивнула, вопросительно глядя на врача, словно ожидая продолжения докторского монолога.
— Я понимаю, что мое сообщение расстроит вас, — продолжала доктор Гланц. — Прошу, поверьте, мы сделали все возможное, все, что было в наших силах, чтобы избежать столь печального исхода.
Внезапно смысл происходящего дошел до больной.
— Нет! — вдруг дико закричала она.
Доктор Гланц сжала плечо Терезы сильными пальцами.
— Это должен был быть ваш первенец, поэтому я понимаю, как вам больно, — сочувственно произнесла врач. — Мне страшно жаль, что все произошло именно так.