В понедельник, 1 декабря, известному юмористу Геннадию Хазанову стукнуло 30 лет. Волею судьбы эту круглую дату ему пришлось отмечать за пределами родного отечества — в Латинской Америке, где он находился с гастролями. Причем благодаря этой поездке тот день рождения мог вообще стать для артиста последним. Впрочем, послушаем его собственный рассказ:
«На свой юбилей я перелетал из Коста-Рики в Эквадор. Самолет совершил промежуточную посадку в Панаме. После полуторачасового ожидания нас посадили в самолет, который после команды «старт» резво начал набирать скорость по взлетной полосе. Но вдруг лайнер остановился. Мы застыли в тревожном ожидании продолжения взлета. Через некоторое время нас развернули и привезли обратно. Ничего не объяснив, нам предложили проехать в гостиницу, где мы и разместились на ночь. Наутро мы узнали страшную историю. Оказалось, что вчерашний самолет был неисправен, и если бы, не дай бог, мы взлетели, то все бы погибли. Особой радости от той поездки и нашего «непогибания», честно скажу, не было. Шампанского не пили. Я, например, пребывал в шоковом состоянии…».
В первые дни декабря в Доме творчества телевизионных работников в Софрино проходил очередной семинар. На него съехались со всей страны секретари партийных бюро республиканских, краевых и областных комитетов Гостелерадио. Пользуясь таким случаем, председатель Гостелерадио СССР Сергей Лапин послал им для просмотра новую комедию Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром». Хотел проверить их реакцию на нее. Через сутки Лапин приехал в Софрино и, выступая перед участниками семинара, поинтересовался: «Как вы считаете, можем мы показать «Иронию судьбы» советскому народу?». Ответ был единодушным: нет. И партийные чиновники стали наперебой объяснять Лапину причины такого ответа: дескать, в фильме прославляется пьянство, поощряются любовные измены и т. д. и т. п. А Лапин слушал выступающих и улыбался. Дело в том, что незадолго до этого глава Гостелерадио провел точно такой же эксперимент с Леонидом Брежневым и тот просмотр закончился диаметрально противоположным результатом: картина генсеку очень понравилась. В отдельных местах он так смеялся (особенно в эпизоде, где друзья выпивают в бане), что Лапин искренне поражался: таким веселым он генсека еще не видел. И Брежнев дал «добро» на выпуск картины на всесоюзный экран. Так что мнение софринского семинара для Лапина уже ничего не значило: он таким образом развлекался.
Продолжаются съемки телефильма «Два капитана». В 12-м павильоне «Мосфильма» была выстроена декорация «квартира Ромашова», где с 1 декабря начали снимать эпизоды из конца фильма: внезапный приход Сани Григорьева к Ромашову. В старой экранизации это выглядело эффектно: Ромашов сидел за столом, смачно поедал сметану из стакана, как вдруг появлялся Саня Григорьев. В новом варианте сметаны не было, однако эпизод выглядел не менее впечатляюще: с ударами по лицу, кувырками. Однако в первый день декабря снимали прелюдию этой схватки: Саня застает дома фон Вышимирского (Александр Вокач), который в отсутствие Ромашова рассказывает гостю о том, что они ищут и уже нашли Катю Татаринову.
2 декабря начали снимать приход Ромашова и его объяснение с Григорьевым: хозяин нагло врет в лицо гостю, что это именно он спас Катю от голода в блокадном Ленинграде, вселил в нее веру в будущее и т. д. На следующий день съемки этого эпизода продолжились, только теперь снимали монолог Григорьева: мол, ты, Ромашов, все врешь, тебя будут судить судом военного трибунала. На что Ромашов, нагло улыбаясь, отвечает: не получится, у тебя нет свидетелей. Тогда Григорьев закрывает дверь и объявляет: тогда тебя буду судить я.
На следующий день, 4 декабря, начали снимать драку. В ней участвовали двое каскадеров, которые совершали кульбиты вместо актеров. Летали каскадеры профессионально, однако в фильм эти кульбиты практически не войдут, кроме одного: где Ромашов вылетал в распахнутую дверь. На экране эта сцена выглядит, прямо скажем, не очень эффектно.
В эти же дни Алексей Козлов и руководимый им джаз-рок ансамбль «Арсенал» отправляются в Калининград, чтобы пройти прослушивание в тамошней филармонии на предмет зачисления коллектива в ее штат. Между тем эта история имела полугодичные корни. Где-то в начале июня «арсенальцев» нашел директор филармонии Андрей Макаров и лично предложил им работать у него. Музыканты поначалу даже не поверили: в высоких столичных кругах за ними прочно укрепилось мнение как о крамольном ансамбле, а тут вдруг такое предложение. Они как на духу выложили эти сомнения Макарову. Но он их успокоил: дескать, Калининград не Москва, там он хозяин. Договорились, что через несколько месяцев он вышлет для них приглашения.
Заветная весточка от Макарова пришла в конце ноября, когда «арсенальцы» уже отчаялась ждать. Тут же были куплены билеты на поезд «Янтарь», курсирующий между Москвой и Калининградом, и музыканты отправились в бывшую столицу Восточной Пруссии. Там их встретили представители филармонии и, усадив в «фурцваген» (так называли крохотные и оттого неудобные артистические микроавтобусы, выпущенные по приказу покойного министра культуры Фурцевой), повезли к месту конечного назначения — в ДК железнодорожников. Спустя несколько часов в зале ДК, где сидели всего лишь несколько человек из местного управления культуры, «Арсенал» сыграл свою программу. Длилась она примерно около часа. После ее завершения за кулисы примчался Макаров, который сообщил, что все прошло нормально, что ансамбль принят в штат филармонии. Однако прозвучало это как-то подозрительно просто. Музыканты стали интересоваться деталями оформления и сроками, и тогда Макаров сказал, что сейчас они должны отправляться снова на вокзал, чтобы успеть на обратный поезд в Москву, и что обо всех деталях он вскоре сообщит официально руководителю ансамбля, то бишь Козлову. На самом деле все рассказанное было неправдой. «Арсенал» высокой комиссии не понравился, но Макаров побоялся в открытую сказать об этом музыкантам, которые преодолели несколько тысяч километров, причем билеты купили на свои кровные. Так что назад музыканты возвращались ни с чем. Забегая вперед, сообщу, что Макарову все-таки удастся преодолеть сопротивление чиновников управления культуры и перетянуть «Арсенал» к себе. Но это произойдет спустя полгода, а пока продолжим знакомство с событиями декабря 75-го.
Олег Даль, который в конце октября повредил себе ногу и был закован врачами в гипс, в ноябре получил наконец-то долгожданную свободу. И тут же подписал с Всесоюзным обществом «Знание» договор на серию поездок по стране, где должен был встречаться со зрителями. Таким образом артист убивал сразу двух зайцев: напоминал о себе зрителям в глубинке и имел дополнительный заработок. Первая поездка была в Воронеж, куда Даль приехал 4 декабря. Народу в зал набилось столько, что яблоку негде было упасть. В течение двух с лишним часов Даль читал стихи, показывал отрывки из спектаклей, отвечал на вопросы. Поскольку совсем недавно по ТВ был показан многосерийный фильм «Вариант «Омега» (15–19 сентября), где Даль впервые играл разведчика, много вопросов было посвящено именно этой работе актера.
Весьма насыщена творческая жизнь и у Владимира Высоцкого. Так, 2 декабря он сыграл Гамлета на «Таганке», затем снимался у Митты в «Арапе» в эпизодах «изба арапа», а в праздничный день 5 декабря (в День советской Конституции) посетил с дружеским визитом театр «Ромэн», где спел несколько песен. Это выступление частично было записано на видеопленку и теперь хорошо известно.
6 декабря в Московском городском суде прошло заседание по одному из самых громких гражданских дел последнего времени — поиску писателя Владимира Богомолова о запрещении съемок фильма по его книге «Момент истины» на киностудии «Мосфильм». Вот как об этом вспоминает очевидец тех событий директор фильма Б. Криштул:
«Богомолов приехал с молодой симпатичной представительницей Всесоюзного агентства авторских прав, которая хорошо поставленным голосом бойко доказывала, что в антагонизме между литературой и кинематографом виновен исключительно кинематограф.
Судья, равнодушная усталая женщина, не просила показать ей отснятый материал (книгу, похоже, прочитала, как показалось по одной ее реплике), не предлагала создать искусствоведческую экспертизу, ничего не сличала и не анализировала, как, по-моему, должен был поступить суд.