Пытаюсь переварить услышанное и понять, как так вышло, что я не разглядела сущность Магнуса? Наверное, сказался недостаток общения и отсутствие опыта. Одно дело, когда человек проявляет свой характер, как та же Тина, и совсем другое, когда он старается закупорить себя настоящего и скрыться за доброжелательностью и харизмой. Тут придётся постараться, чтобы добраться до сути. Ты будешь слой за слоем снимать с него шелуху, точно он – луковица. Да только лук заставляет плакать и люди обычно прикрывают глаза или отворачиваются, так что гнильцу можно и не заметить…
– Она его любила…
– Да, а мой отец любил её.
– Почему ты не ушёл с острова, когда вырос? – по его взгляду догадываюсь, что всё было иначе.
– Я ушёл. Но отец к тому времени уже умер, а люди в поселении диких были мне чужими. Нет, они хорошо меня приняли, но… мой Дом был уже на Либерти.
– Но ты ненавидишь Либерти.
– Не совсем так. Бывает, ты любишь место, но ненавидишь то, что с ним происходит. Да и с людьми такая же беда.
– Значит, ты вернулся?
– Дом – это не там, где тебе хорошо и уютно, а там, куда тебя тянет вернуться… Так что я тоже сделал свой выбор. Пожалуй, здесь и устроим привал...
Я с облегчением сбрасываю рюкзак, от лямок которого на плечах, наверное, остались глубокие борозды. Для ночлега Фолк выбрал поляну, со всех сторон закрытую высокими острыми скалами. Не скалы, а настоящие зубья. Схлопнутся и – поминай как звали. В сумерках они походят на великанов, навечно застывших во времени.
Мы собираем хворост, разжигаем костёр и усаживаемся возле огня. Совсем как на фестивале Свободы прошлым летом. Не хватает только песен, танцев и Тины с её предательством.
Ужинаем бутербродами с сыром и овощами из Бухты, запивая водой.
Темнота сгущается и я, словно летящий на свет мотылёк, пододвигаюсь ближе ко огню. Теперь скалы нависают над нами, готовые сомкнуться и попробовать нас на вкус, проверить – живые ли ещё или душой уже мертвецы?
Фолк подкидывает ещё дров и пламя разгорается с новой силой, пожирая дерево.
– Давай-ка спать… – предлагает он.
Фраза звучит издевательски, если припомнить прошлую ночь, так что мои щёки опаляет румянец.
Интересно, сойдёт за жар от костра?
Вряд ли.
Земля до того промёрзшая, что я стелю одеяла почти вплотную к огню, но по разные стороны от костра. Пожелав Фолку спокойных снов, заворачиваюсь в своё, будто в кокон и блаженно закрываю глаза.
Из дневника Эйрика Халле. Истина
Чтобы человек оценил свободу, он должен сначала её потерять. А потом вернуть с боем. Только в этом случае что-то получится. Простая истина, о которой мало кто знает и уж тем более – мало, кто задумывается.
Я смотрю на людей, большинство из которых совершенно не замечают, что их права сокращаются вместе с дневным пайком, урезаются и сжимаются до размера песчинки.
И однажды не останется ничего.
Но тогда будет поздно, ибо все указы будут подписаны, а рты неравнодушным заткнуты. Я знаю, что так и будет.
Я вижу это.
Я один из тех, кого пытаются заткнуть. И боюсь однажды у них получится.
Глава 7. Встреча
Позавтракав остатками бутербродов, мы прячем одеяла в рюкзаки и отправляемся в путь. И чем ближе я к острову, тем сильнее стучит сердце. Так случается, когда чего-то ждёшь и одновременно страшишься этого.
Горы остались позади, а впереди раскинулась равнина. На горизонте зеленеет лес. Где-то там скрыта меж скал железная дверь. Дверь в прошлое.
Воды у нас осталось на пару глотков, и я уже ощущаю, во рту сухость пустыни.
Когда Фолк в очередной раз спрашивает, как я себя чувствую, не выдерживаю и огрызаюсь.
– Человек существо вечно недовольное, – философствует Фолк. – В тюрьме плохо, на воле тоже всё не так...
– Да что ты вообще об этом знаешь?