«Англичане собирались предложить России в качестве субсидии 1,33 млн. ф. ст., и еще 3,3 млн. будут выданы в обмен на долю участия англичан в проекте “союзных бумаг”. В сравнении с общим объемом заграничных выплат и субсидий Великобритании указанные суммы были относительно скромными. Война на Пиренейском полуострове в 1811 г. обошлась англичанам в 11 млн. ф. ст., а общий размер субсидий составлял менее 8% стоимости собственных вооруженных сил Великобритании. Однако при пересчете на бумажные рубли 4,6 млн. ф. ст. являлись внушительной суммой, которая в принципе должна была покрыть почти все намеченные Россией расходы на ведение кампании в Германии в остававшиеся семь месяцев 1813 года»{100}.
Англия более чем когда-либо выступала в роли главного казначея коалиции.
Со своей стороны, через неделю после подписания перемирия Меттерних попросил об аудиенции у Наполеона. Официально речь шла о переговорах с целью избежать вступления Австрии в войну и позволить ей использовать свой нейтралитет для продвижения идеи мирного конгресса. По-прежнему опасаясь русских амбиций в Польше и на Балканах, он искал решения, которое позволило бы наполеоновской династии сохранить власть, а его собственному монарху извлечь пользу из роли Австрии в качестве посредника, вернув Иллирию. Но параллельно с этим он разыграл и русскую карту, 17 июня повидавшись с царем в Опочно. Это была их первая встреча с 1805 года. Царь и канцлер общались со всей сердечностью. По ходу беседы Меттерних заявил, что он совершенно убежден: Наполеон отвергнет предложенные ему условия мира, а значит, война неизбежна. Воинственно настроенному Александру было приятно услышать это мнение. Но с Наполеоном, принявшим его 26 июня в своем генеральном штабе в Дрездене, во дворце Марколини, князь говорил совсем иначе. Он попытался убедить его согласиться на переговоры. Тем не менее атмосфера, в которой проходили бесконечные разговоры Меттерниха с Наполеоном, была очень напряженной, что Меттерних хорошо описал в своем письме австрийскому императору:
«Наша беседа продолжалась без перерыва с без четверти двенадцати до половины девятого. Этот долгий разговор был странной смесью разных частей — проявления дружбы чередовались в нем с яростными вспышками гнева»{101}.
Канцлер подчеркнул ту неуступчивость Наполеона, с которой он столкнулся, особенно в иллирийском вопросе:
«“От Вашего Величества зависит, сказал я ему, подарить мир всему миру, основать Ваше правление на прочнейшей из основ — чувстве всеобщей признательности; если Ваше Величество упустит этот момент, каковы будут границы и пределы потрясений?” Император ответил мне, что готов заключить мир, но он предпочтет погибнуть, нежели заключить постыдный мир. Я ответил ему, что императору Францу никогда не придет в голову сделать ему постыдные предложения. “Ну, что вы имеете в виду, когда говорите о мире? — спросил император. Каковы ваши условия? Хотите меня ограбить? Хотите Италию, Брабант, Лотарингию? Я не уступлю и дюйма земли; я готов заключить мир на условиях statu quo ante hellum. Я даже готов отдать часть герцогства Варшавского России; а вам я не отдам ничего, поскольку вы меня не разбили; и Пруссии я не дам ничего, поскольку она меня предала. Если вы хотите Западную Галицию, если Пруссия хочет часть своих прежних владений, это возможно, но взамен на компенсации. Вам придется как-то вознаградить моих союзников. Завоевание Иллирии обошлось мне в триста тысяч человек; если вы хотите ее получить, вы должны потратить не меньше”»{102}.
Не может быть сомнений, что этот откровенный разговор укрепил уверенность Меттерниха в том, что Наполеон по-прежнему будет придерживаться воинственной логики; но не стоит переоценивать негативное воздействие этой встречи, поскольку на этот момент русско-австрийское сближение уже шло полным ходом. Уже 27 июня 1813 года в Рейхенбахе, в генеральном штабе Александра I представители Австрии, Пруссии и России подписали союзный договор, целью которого провозглашалось возвратить Пруссии и Австрии их владения, вернуть германским государствам независимость и ликвидировать герцогство Варшавское.
Через четыре дня, 30 июня, Наполеон вновь встретился с Меттернихом и на сей раз показал себя более склонным к уступкам: он согласился на посредничество Австрии, на продление перемирия до 10 августа и, как следствие, на организацию конгресса с целью заключения мира. Но эти уступки, вызвавшие раздражение русских и пруссаков (идея мирного конгресса была чисто австрийской инициативой и не встретила у них одобрения), никак не изменили решения союзников начать военные действия как можно быстрее. Таким образом, конгресс, начавшийся в Праге 29 июля[29], был бесполезным и даже, по мнению Нессельроде, «смехотворным»{103}.
29
По словам Нессельроде, «еще не бывало более смехотворного конгресса». Цит. по: Sorel A. L’Europe et la Révolution française. Op. cit. T. VIII. P. 154.