– Вы ошиблись, женщина, я вас не знаю, – ответил он.
Супруги Вербицкие с удивлением и интересом наблюдали за ними.
– Ну, да, ты говорил, – так же тихо произнесла Нина, – за что ты так со мной? – тихо произнесла Нина и по её щеке медленно покатилась слеза.
– Рудольф, что это всё значит? – спросил Лев Борисович.
Но вдруг, Рудольф как-то сник. Он сел на свободный стул, задумчиво глядя в пол.
Казалось, что этот человек устал от тяжёлой работы. С безвольно опущенными плечами и руками, которые он положил на колени, Рудольф больше походил на провинившегося мальчишку, или сдувшийся воздушный шарик. Нарушив общее молчание, Нина подошла к брату и прижала его голову к себе.
– Русик, я никогда не хотела тебе причинить боль. Ты был и остаёшься для меня самым родным человеком.
Рудольф не сопротивлялся её движениям, он прильнул к сестре, но продолжал молчать.
– Рудольф, ты должен объясниться, – сказал Лев Борисович и сел за стол Виолетты, которая стояла за его спиной у окна и нервно поглядывала на часы, словно куда-то спешила.
– Можно мне, – наконец, вымолвил Рудольф и кивнул на стол, где стояла бутылка коньяка.
– Пожалуй, я тоже выпью, – произнёс адвокат.
Виола разлила коньяк по бокалам.
– Нина, – опустошив бокал, произнёс Рудольф, – я не хотел, чтобы так получилось. Но ты сама виновата. Ты уехала, бросила меня. Я растерялся. Тогда, в сущности, я был совсем мальчишкой, привыкший к твоей опеке. Оставшись совершенно один, я растерялся.
– А родители? – спросил Лев Борисович.
– По большому счёту, у нас не было родителей. Женщина, которая нам всегда помогала, учительница Руслана, умерла, оставив нам свою квартиру. Это единственное доброе дело, которое мы получили тогда.
– Да…– Рудольф утвердительно закивал, – потом я сделал большую глупость, за которую пришлось долго расплачиваться. Ты же помнишь, какие это были беспредельные годы. Потом пришлось уехать в Германию.
– Но сначала, в Германии, у тебя было всё хорошо, – возразила ему сестра.
– Было относительно нормально, но вскоре меня и там нашли. Пришлось уехать из города, чтобы тебя не подставлять.
– Почему ты сразу мне ничего не рассказал? Ты наговорил мне столько жестокостей!
– Чтобы ты не разыскивала меня. Тебе не хватало своих хлопот в этом гадюшнике?
Потом у меня остался один выход, изменить внешность. Я женился на немке. На нашей советской. Она была на много старше меня, но её денег мне хватило на все операции. Но когда она умерла, я остался ни с чем. По завещанию всё отошло к её детям. Я не в обиде. Всё правильно. Но мне пришлось вернуться назад и зажить заново новой жизнью. Под чужой фамилией, при регистрации брака, я взял фамилию жены. С чужим лицом. Но видно не судьба мне, забыть своё прошлое.
– Какое отношение ты имеешь в Жукову? – спросил адвокат.
– Никакое.
– Но я же видел, как ты ненавидел его. Какая-то причина этому есть?
Виолетта с испугом смотрела на помощника мужа, но он даже не поднял на неё глаза.
– Есть. Конечно, есть. У меня исключительный слух и музыкальная память. А этот ваш пианист в кавычках, ему только на базарных площадях играть.
– Да, Руслан с детства не выносил фальшивых звуков, – чуть улыбнувшись, проговорила Нина.
– Но ты должен понимать, что у нас не концертный зал, – вставила своё слово Виола.
Рудольф поднял на неё глаза и хотел что-то сказать, но его перебил Лев Борисович.
– Надеюсь, ты не собирался заменить его за ресторанным роялем?
– Что вы? С некоторых пор, я не сажусь за инструмент, но слушать, его фальшь, не в моих силах.
– Ну, вот и отлично. Разобрались.
– Вы меня уволите…– Рудольф поднялся со стула и, плеснув коньяка в бокал, залпом выпил его.
– Рудольф, – адвокат, тоже покинул своё место и подошёл к нему, – если пьянство вам не грозит, то, как помощник вы меня устраиваете. То, что вы обрели вновь свою сестру, я рассматриваю, как положительный фактор. А остальное: изменение внешности, имени, это ваша частная жизнь, в которую мне необязательно вникать.
– Спасибо, – Рудольф с благодарностью протянул руку своему начальнику.
– Идите, забирайте сестру и идите, завтра я вас жду на рабочем месте, – пожав ему руку и похлопав по плечу, ответил адвокат.
– Виола, а ты ничего мне не хочешь рассказать? – обратился он к жене, когда Нина с Рудольфом покинули кабинет.
– Лёва, не тебе меня исповедовать.
– Виола, я во многом виноват перед тобой, я осознаю это. И ты, наверное, догадалась, что мне давно известна твоя привязанность к этому лабуху.
– Тогда почему ты молчал?
– Почему? Потому, что ты изменилась. Ты расцвела, ты летала над ним, как бабочка. Красивая, лёгкая.