Я не придумала ничего лучше, кроме как отрезать голову и похоронить отдельно от тела – этот трюк я подсмотрела в одном фильме. Испытывая смутные сомнения насчёт того, что расстояние как-то влияет на шансы выбраться и воссоединиться, я закопала их на разных концах города. И потом ещё долго навещала: вдруг тело сумеет откопаться или голова отрастит себе новое тело… когда я засовывала её в пластиковый мешок, вампир бешено вращал глазами и рычал, страшно недовольный моей затеей. В один из таких дней, стоя под зонтом на неприметной полянке с секретом недалеко от заброшенных конюшен, я испытала неожиданный прилив гордости: всё-таки ему не выбраться, а значит, одним монстром на свете стало меньше. Дождь деловито барабанил по куполу зонта, наполняя мою загробную жизнь смыслом: вот оно – то, что станет оправданием моего нелепого существования – я очищу мир от зла! Ну, хотя бы попытаюсь, а если по ходу дела выясню, как умереть самой, это и станет мне единственной, но такой желанной наградой. Так я открыла сезон охоты на вампиров.
Всех немёртвых, с которыми мне тогда приходилось иметь дело, можно разделить на три типа. Первый – тюфяки вроде противного крикливого мужика. Обитают в квартирках с тропинками, протоптанными от дивана в гостиной или стула на кухне до входной двери в полувековой пыли. Вяло имитируют социальную жизнь, посещая все свадьбы, похороны, дни рождения и корпоративы, куда бы не пригласили; работают там, где их не замечают, и впадают в прострацию, когда на них никто не смотрит. Такие почти не сопротивляются, так что мой акт возмездия можно считать милосердием: едва ли в земле им хуже – хотя бы не надо притворятся живым.
Вторые – кутилы. Их легко найти по следу из наркотиков, оргий и трупов. Эти отрываются в подпольных клубах со свитой проституток и халявщиков, несколько раз в неделю упиваются до смерти и жрут всё, что движется. Если выйдешь на кутилу, разгребать придётся несколько недель, а то и больше: пока разделаешься с прихлебателями, пока выловишь тех, кто успел отколоться от косяка, но ещё не определился, кем стать – тюфяком, кутилой или мимиком, пока выследишь случайных жертв этой весёлой компании… В отличие от тюфяка или мимика, кутила убивает не из-за голода, а потому что ему скучно, весело или диджей поставил не ту песню – короче, просто захотелось. Если бы не свита, которая кормится объедками с хозяйского стола, легионы обращённых множились бы со скоростью света.
И последние – мимики. Они строят карьеру, платят налоги, заводят семьи, имеют хобби, встречаются с друзьями – в общем, ведут себя как обычные люди и нередко со стороны выглядят даже более живыми. Вычислить такого удаётся, только если очень повезёт: мне приходилось начинать с туманных слухов, городских легенд и раскручивать запутанный клубок в поисках улик и фактов, а следы мимик заметает виртуозно. Пусть он стоит перед собственным портретом позапрошлого века, чёрта с два ты докажешь, что это один и тот же человек. На выслеживание мимика уходит куча времени, а толку… очевидно, он должен кого-то есть, но в газетных хрониках округа за последние сто лет нет ни одного заголовка о таинственных исчезновениях или о чём посерьёзнее. Напротив, мимики селятся исключительно в добропорядочных, сонных пригородах и деревушках, где преступником десятилетия объявляют кота, который повадился таскать губки у соседей. Но охотиться на них я перестала не из-за этого, а после одного случая, который произошёл со мной на юге Англии.
Темноглазая брюнетка с пикантной родинкой на скуле, идеальной укладкой, ярко-красной помадой и острыми ноготками в тон задержала взгляд на коротком мече в моих руках и приложила палец к губам:
– Пожалуйста, не здесь – наверху дети, – прошептала она. – Идёмте в сад.
Она развернулась ко мне спиной и с достоинством покинула комнату, оставив раздвижную стеклянную открытой. Никаких свидетелей – это правило я соблюдала строго и могла неделю следить за домом, составляя расписание обитателей. Сегодня у детей, белокурых близняшек, тренировка по чирлидингу, выходит… где-то я просчиталась – н-да, нехорошо получилось. Разумеется, едва я переступила порог, их манерная мамаша попыталась пробить мне череп антикварным садовым гномом. Но за время короткой, ожесточённой схватки с её губ не слетело ни звука – похоже, не соврала. Бедняжка совсем не умела драться – и как она до сих пор не умерла с голоду? Ах да, вампиры же не умирают.