Выбрать главу

====== День первый ======

Узкая полоска света пробивалась через неплотно задвинутые шторы и прочерчивала прямую линию на свешивающемся с кровати одеяле. В маленькой душной комнате пахло табаком и дешевым мылом. Наверное, именно этот запах сопровождает по жизни всех неудачников. И почему-то именно эта мысль первой пришла в голову Жене, когда он проснулся. Почувствовал запах, увидел тонкую полоску света и понял, что все здесь давит на него, не дает дышать. Он всегда ненавидел утро. Но это особенно. Ему хотелось встать, сбросить с себя одеяло, распахнуть шторы и выйти на балкон. Хотелось почувствовать холод пасмурного неприветливого утра, которое, несомненно, во всех отношениях было лучше этой комнаты. Но у Жени не было сил даже повернуть голову и посмотреть на Оксану, лежащую рядом. Единственное, на что Женя был способен – это смотреть на полоску света из окна, вдыхать этот ужасный запах и каждой клеточкой своего разбитого немощного тела ощущать себя неудачником. Оксана зашевелилась. Нет. Нет, нет, нет! Только бы она не просыпалась. Хотя бы еще несколько минут этого тягучего и отвратительно приятного одиночества. Женя все-таки повернул голову. Он не увидел ее лица, только копну темных волос, рассыпанных по подушке. Женя знал, что если наклониться к ней, можно уловить запах, еще более удушливый и изнуряющий, чем тот, что он вдыхал сейчас: запах ее дешевых духов. На пьяную голову с этим еще можно так сяк свыкнуться, но когда наступают пронзительно ясные минуты трезвости, (в которые почему-то обязательно начинаешь задумываться о смысле жизни) некоторые вещи становятся для тебя чем-то просто недосягаемым. Оксана снова зашевелилась, и Женя, собравшись с силами, одним рывком поднял себя с постели. Он не хотел говорить с ней, когда она проснется, не хотел отвечать на ее дурацкие вопросы и выслушивать банальные комментарии относительно прошедшей ночи. Ему, вообще-то, плевать, понравилось ей или нет. Просто он все никак не может сказать: «Извини, дорогая, но я до сих пор с тобой только потому, что ты нравишься моим родителям и потому, что они еще долго будут пилить меня, если я тебя брошу. А еще, дорогая, знаешь, ведь я тебе часто изменяю. И чуть не забыл, сегодня я был с тобой только потому, что девчонки получше дали мне от ворот поворот. Так что мне все равно, была ли эта ночь лучшей в твоей жизни или это был полный отстой». На балконе оказалось намного холоднее, чем представлялось Жене. Но он все равно стоял в одних тренировочных штанах и раскуривал сигарету. Вообще, утро – это даже чем-то интересное время суток. Женя любил наблюдать за тем, как просыпаются соседи, выходят на свои соседние балконы и машут своими соседскими руками. Редко когда разговаривают с ним, а если и случается, то о погоде. Но наблюдать за ними интересно. По одному виду можно определить, кто как провел эту ночь: кто поругался с женой, а кто ликует в предвкушении какого-то долгожданного события. Сегодня на соседних балконах почему-то никто не появлялся. Может, потому что для воскресения девять часов – это еще слишком рано, чтобы вставать. Может, потому что холодно. Но Женя не хотел никуда уходить, потому что в такие минуты он меньше всего чувствовал себя неудачником (высота всегда поднимала ему настроение). Сейчас он не задумывался о том, что… А что, если он напрасно гробит свою жизнь? (Вот видите, от этих мыслей никуда не деться). Ведь его ничто не способно удивить и заинтересовать, ведь он никого не любит, и что еще хуже – никто не любит его. – Женя? Ты там? Надо же, а ведь он даже не слышал, как она встала. Да, я здесь, черт возьми. Где же мне еще быть. Дверь скрипнула, и Женя ощутил присутствие Оксаны. И снова он не нашел в себе сил оглянуться на нее. Ему хотелось представить, что ее просто не существует в его жизни. – Давай быстрей завтракать и собираться, – проговорил настойчивый голос за спиной. – А то не успеем на дешевый утренний сеанс. Ну, вот. Опять это противное слово. Дешевый. Вся его жизнь дешевка. Как же он мог забыть! Вот черт так черт! Все мечты об одиночестве разбились об упертую и самоуверенную (но дешевую) скалу по имени Оксана. Вчера вечером Женя пообещал сводить ее в кино, но у него не хватило денег. И тогда они решили, что сходят утром, когда билет будет стоить дешевле. А дальше утро покатилось по привычному сценарию. Кофе, тосты, короткие разговоры. Причем говорила в основном Оксана, а Женя только изредка угукал. Временами его просто поражало, какая же она все-таки скучная. Все ее разговоры о делах, об ее подругах, которые вечно все делают не так. Как же скучно!!! Стоп, хватит, не хочу. Хочу другого. Чтобы все было по-другому. С того самого момента, как они вышли из квартиры, Оксана трещала о каком-то суперском кинотеатре, про который ей рассказали те самые вечно «не такие» подруги. Женя предложил сходить в тот, который они уже хорошо знали, но Оксана привела довод, против которого он не смог ничего возразить: там дешевле. Подруги говорят, видите ли, что там ничуть не хуже, чем в других местах, но цены намного ниже. Ну ладно, черт с ней. Пусть идет куда хочет. Но видимо, это утро все-таки решило доконать его. Женя уже давно заметил, что если что-то с самого начала не ладится, то продолжаться будет по нарастающей: все хуже и хуже. Они вышли на остановке, где Женя никогда не был. Пошли через какой-то парк, больше похожий на мрачный лес из какого-нибудь ужастика и в конце концов заблудились. Женя еле сдерживался, чтобы не послать все к черту: Оксану и всех ее подруг вместе с их дешевыми утренними сеансами.

- Давай спросим у кого-нибудь, – сказала Оксана. – Уверена, что это где-то рядом. Я не могла ошибиться.

Ну, конечно, ты же никогда не ошибаешься, как я мог забыть. Делай, что хочешь, только быстрее. Мое терпение на исходе. Женя смотрел под ноги, где грязь мешалась с сухими листьями. Осень наступила неожиданно быстро. Вот уже и первые деревья начали опадать. А он этого не замечал. Вот уже и закончилось лето. Он теперь учится в институте, он теперь живет один и ему восемнадцать. Любой скажет, что в этом возрасте жизнь только начинается, а Жене почему-то кажется, что он уже прожил ее. Лет эдак сто. Боже, как же он от всего устал. – Здесь где-то поблизости есть кинотеатр, – снова услышал он голос Оксаны. – Только мы никак не можем найти. Может, вы знаете? Следующая секунда длилась для Жени как целая жизнь, лет эдак в сто. Он поднял глаза от грязной дорожки, посыпанной листьями, и увидел сидящего на лавочке юношу. Его отросшие волосы падали на глаза, поэтому Женя не сразу рассмотрел этот взгляд. Юноша сидел, подобрав под себя ноги, на коленях у него лежал потрепанный блокнот, в одной руке он держал ручку, в другой – сигарету. И видимо, ему ну очень не хотелось отрываться от своей писанины, потому что голову он поднимал чересчур медленно, так что Жене сразу показалось, будто все это он видит через замедленную съемку. Меткий Женин взгляд отмечал все интересные детали: несмотря на плохую погоду, парень сидел в одной рубашке, на которой не хватало двух первых пуговиц, на грудь свисали провода наушников, а сигарета в тонких бледных пальцах почти потухла. И вот юноша поднял взгляд, и у Жени по коже пробежали мурашки. Он никогда не видел таких красивых глаз, ни у женщины, ни у мужчины. Да дело было, наверное, не только в глазах. Просто взгляд был у него действительно особенный. В нем сочетались и неимоверная усталость и решительность, какая свойственна только людям неутомимым и одержимым какой-то идеей, мудрость старика и наивность ребенка, а еще такая печаль и боль, от которой сжимается сердце и начинаешь чувствовать себя причастным к какому-то священному таинству. Все это в одно мгновение промелькнуло перед Жениными глазами. Он даже не успел вздохнуть. А юноша, которому на вид было лет шестнадцать, но Женя почему-то был уверен, что он старше, чем кажется (иначе как объяснить такой необычный взгляд), посмотрел сначала на Оксану, потом на Женю. И этот взгляд, направленный прямо на него, пронзил Женю насквозь, и он чуть было не сделал инстинктивный шаг назад. Еще какую-то неимоверно долгую долю секунды они смотрели друг на друга, и Женя гадал, что с ним происходит. Уж не свихнулся ли он? А молодой человек снова посмотрел на Оксану и ответил на вопрос, о котором Женя уже и думать забыл.