Из Тобиасова дома и на сей раз никто не вышел ему навстречу, но Августа от этого не убудет! Он таков, какой есть, человек, с которым здороваются на улице и про которого пишут в газетах. Он поставил зонты в сенях и взошел в горницу.
— Мир вам! — поздоровался он.
— Спасибо! Вы садитесь.
Август с ходу запретил Корнелии вести кобылу на случку. Он не хочет брать на себя такую ответственность.
Корнелия до того удивилась, что раскрыла рот и перевела взгляд на родителей.
— Да, это большая ответственность, — поддакнул Тобиас.
— И я не желаю, Корнелия, чтобы кобыла тебя искусала или убила насмерть, — сказал Август. — Ну что, Маттис, нравится тебе новая гармонь?
— Он не расстается с ней ни днем и ни ночью, — ответил отец. — Прямо-таки царский подарок!
Август:
— Я предложил Корнелии куда больший подарок, но она отказалась.
Мать строго на нее посмотрела и сказала:
— Постыдилась бы!
— Да оставьте вы меня все в покое! — вскричала Корнелия и принялась чесать шерсть.
Август перевел разговор на другое и третье, он вполне мог и обождать, и проявить к строптивице снисхождение.
— Ну и как после дождей, трава на выгоне небось уже выросла?
— Да, — ответила хозяйка, — коровы опять дают молоко.
— Я хочу тебе кое-что показать, — обратился Август к Корнелии и протянул ей газету. — Что ты на это скажешь?
Но оказалось, они уже газету читали, ее принес Беньямин из Северного. Август разочарованно сунул ее обратно в карман и сказал:
— Ну да все это пустяки!
— Нет, — возразил Тобиас и уважительно покрутил головой, — раз про человека пишут в газетах и все такое!
С этими словами он вышел из горницы.
Немного погодя следом за ним направилась и хозяйка.
— Мать, не смей уходить! — крикнула ей в спину Корнелия. — Будет так, как я сказала, и не иначе.
— Постыдилась бы! — шикнула на нее мать и вышла за дверь.
— А что ты сказала? — поинтересовался Август.
Молчание.
Он опять за свое:
— Корнелия, ты подумала над тем, о чем я тебе давеча говорил?
— О чем же это?
— Ну, раз ты не помнишь… Я просил тебя выйти за меня, вот о чем.
— Вы спятили, — сказала она. — Надо ж такое удумать! В ваши-то годы!
Как в грудь ударила.
— Я ничуть не старее многих других, — произнес Август. — Ну а кроме того, у меня бы ты ходила в бархате и жемчугах!
Однако попытка самоутвердиться ничего ему не дала, Корнелия все это уже слыхала, да и у самого у него уверенности не прибавилось ни на каплю. Он сидел с забитым и жалким видом, усы его подрагивали, голубые глаза стали цвета снятого молока.
— Я хожу и хожу сюда, оттого что мне дома невмоготу. Да и что мне там делать? Вместо того чтоб спать по ночам, я подхожу к окну и гляжу в твою сторону. Я дома как неприкаянный, потому сюда и зачастил. Ты уж не взыщи!
— Так уже и толки пошли, — сказала она.
— Вот те раз! Неужто я прихожу сюда не по делу, разве я не осматривал лошадь, не покупал овец, не посадил Маттиса за гармонь! Да и вообще, я вроде бы не такой человек, чтобы за меня приходилось стыдиться, — похвастал он и опять все испортил. — Так им всем можешь и передать! Но ясное дело, где тебе понять, что я погибаю, но только если человек не спит, он неминуемо погибает. И если потом окажется, что ты жив, значит, так оно и есть, но только ты уже не тот, что был прежде, и аппетит у тебя пропал, и места ты себе не находишь. Уж не знаю, что со мной и творится. Но я опять стану молодым и сильным, помоложе других, если ты, Корнелия, пойдешь за меня и вернешь меня к жизни!
— Нет, даже и не заговаривайте. Этого не будет.
— А почему мне не попытаться! — ответил он сокрушенно. — После всего, что между нами было…
— Да что ж между нами было?
— А как же. С того самого мгновенья, как я впервые повстречал тебя в городе и ты на меня посмотрела, я почувствовал к тебе такую горячую симпатию и любовь, какой ты больше нигде и не встретишь.
Корнелия складывает чесалки и поднимается. Она решила положить конец его излияниям. Тогда, не находя больше никаких слов, он схватил ее и притянул к себе на колени. Хоть он и стар, но руки у него жилистые, она с трудом вырвалась и отскочила на середину горницы. Однако рассердилась она не так чтобы очень и обошлась с Августом достаточно мягко.
— Нет, дольше вам тут оставаться нельзя, — сказала она.
— Ты хочешь, чтоб я ушел?
— Да, мне нужно выйти повесить котел.