— Ты меня выпроваживаешь? Слышишь, Маттис, твоя сестра меня выпроваживает.
— Нет, вы меня не так поняли, — сказала она.
— Как же нет, когда я тут сижу, и имею к тебе чувства, и прошу, чтобы ты за меня вышла.
— Но я-то за вас совсем не хочу выходить, — отвечала Корнелия. — Вот и весь сказ.
Нет, впрямую она его не выпроваживала, она как бы понуждала его уйти. Ошибиться тут было невозможно. Усилием воли он заставил себя подняться и направился к двери. Руки-ноги у него разве что не поскрипывали, он двигался мелким шагом, как автомат. В сенях он взял зонт, а другой оставил. Наверняка она обнаружит, подумал он про себя.
Вот и сегодня он тоже ничего не добился, и так всякий раз. Но насколько он понял, ее родители стараются в его пользу. Это очень хорошая и отрадная новость. Кто знает, так уж ли они расположены к бедняге Беньямину. Он в этом сомневается.
Как бы то ни было, Август решил не ходить слишком часто в Южное, чтобы не перебарщивать, иначе это войдет в привычку. А это плохо. Он сходит самое большее еще один раз, чтобы получить от нее внятный ответ. Она просто обязана его дать.
По дороге домой он вспоминает о лодке, которую надо переправить на озеро. Он поднимается на шхуну, обходит ее и досконально осматривает, кое-где сверлит, чтобы выяснить, насколько прогнило дерево. Судя по всему, при Теодоре Лавочнике шхуну содержали в исправности, и, хотя она последние годы была в запустении, на ней можно спокойно установить мотор.
Вернувшись на палубу, Август начинает отвязывать лодку.
Пока он с ней возится, раздается гудок рейсового парохода, медленно причаливающего к берегу. На пристани собрался народ: аптекарь с адвокатом Петтерсеном отправляются в морское путешествие, доктор Лунд провожает их на борт. Фру Петтерсен тоже здесь, она без конца утирает слезы, муж ее утешает и говорит, что ему необходимо предпринять эту поездку и закупить броневые листы.
Старая хозяйка тоже пришла на пристань и на глазах у всех бесстрашно машет аптекарю. Благослови ее Бог за великое жизнелюбие! Оберегая ее репутацию, аптекарь почти не решается помахать ей в ответ. Тогда она идет на самый конец пристани, и ему ничего другого не остается. До того она хорошо улыбается!
XXVII
Несколько дней спустя докторовы мальчуганы прибежали к Августу с запиской от Александера. Пока Август читал ее, эти сорванцы успели удрать, и он у них так ничего и не разузнал.
В записке сообщалось:
«Правый бок лошади. На одну ширину ладони вперед от крестца и две с половиною вниз от хребта, вот где. Втыкай чуток накось, но не очень-то примеряйся. Глубина два дюйма. Отто Александер».
Август сообразил, что это не иначе как тот самый заветный прокол, которым лошадей излечивают от колик. Он сунул записку в карман, недоумевая, с какой стати он ее получил, с чего бы это цыган вдруг поделился своим секретом и почему не передал ее сам. Что бы это значило?
Вечером его позвали к старой хозяйке, она хотела с ним переговорить. Вообще-то он собирался уходить, по важному делу, но раз позвала старая хозяйка…
Она лежала в постели, бледная и притихшая.
— Я больна, — сказала она.
— Вот это совсем ни к чему, — сказал Август. — А что у вас болит?
— Я поранилась. Подручный, будь добр, скажи мне, что теперь делать.
— Если смогу… А как вы поранились?
— Порезалась. Мне не хочется идти к доктору, потому что он будет меня расспрашивать. А аптекарь уехал. И надо же было ему уехать!
— Дайте-ка я взгляну на рану, — сказал Август. — Она кровит?
— Уже перестала.
Старая хозяйка откинула одеяло и задрала сорочку, словно он был заправским доктором.
— Так это ж грудь! — воскликнул Август. — Как это вас угораздило?
— Да ножом. Ужас как больно было.
Август посмотрел на нее:
— Вон оно что, значит, это ножевая рана?
— Да. Как по-твоему, у меня внутреннее кровотечение?
Он сказал, не отвечая ей прямо:
— Ну, это был еще не самый большой нож! Я видел и почище ножи, которые прячут за голенище, а кинжальчик, что носят на боку в ножнах, — это ерунда. Чем вы смазали рану?
— Ничем, просто наложила лоскут. Промыла сперва, а потом наложила вот этот лоскут.
— Лоскут — это хорошо, — сказал Август. — Лично я ничего другого не употреблял. Но я могу спросить доктора.
— Бога ради, спроси! Только не говори про нож, скажи, что я поднималась по лестнице, споткнулась — и упала ничком.
— Само собой, — заверил ее Август. — Это произошло вчера вечером?