— Да, ночью. Прямо у моего окна.
Услышав это, Август покачал головой.
— И в сорочке какая дырища, на самом видном месте, — посетовала старая хозяйка. — А сорочка новехонькая.
— Крови много было?
— И не говори! А сорочку я выстирала, чтоб никто не видал. Никто ничего не знает.
— До чего мне вас жаль!
— Знаю, что жаль, ты всегда меня так поддерживал…
Август отсутствовал очень недолго, а вернувшись, попросил разрешения снова взглянуть на рану, после чего взял и рывком отодрал лоскут.
— Прошу прощения! — сказал он.
— Ой, как больно!
— Так велел доктор, чтоб еще чуток покровило. А теперь я должен капнуть вот из этого пузырька, — сказал Август. — Щипать не будет нисколечко, — пообещал он, — зато очень поможет.
Август щедро полил рану, и там-таки защипало, защипало так, что не приведи Бог. На лице у старой хозяйки крупными каплями выступила испарина, однако она не издала ни звука, единственно, пока ее немножко не отпустило, судорожно стискивала кулаки. Напоследок Август залепил рану пластырем:
— Ну вот, теперь все как рукой снимет!
— А что сказал доктор, он о чем-нибудь спрашивал?
— Да нет. Раз это для одного из моих рабочих, так он их и раньше пользовал. Случается, они задурят и, осерчав, пыряют друг дружку, ну и вот…
Наконец Август освободился и мог отправиться по своему важному делу и осуществить задуманное. Он был уже на полпути. Однако, подойдя к Сегельфосской лавке, он увидел, что она заперта, а ему там позарез надо было купить одну вещь. А именно изящное кружево, которым можно обшить сорочку, он видел такое у старой хозяйки.
Ничего не поделаешь, придется возвращаться домой. Возвращаться домой, и думать свою думу, и коротать ночь. Теперь у него было все, что ни пожелаешь, а вот покоя не было.
Но и другим тоже приходилось несладко, утром за ним снова послала старая хозяйка. Она провела беспокойную ночь, то и дело просыпалась, ей снились кошмары.
— Не сердись на меня, Подручный, войди в мое положение. Если бы только аптекарь был дома!
Август поразмыслил и сказал:
— Да он уже на обратном пути.
— Ты думаешь?
— Он совсем близко. Еще сутки, и он будет тут.
Это ее подбодрило.
— Только бы знать, что у меня нет внутреннего кровотечения!
— Да нет же, вам это нисколечко не угрожает! — как всегда, уверенно заявил Август. — Дорогая вы моя, в меня десять раз стреляли из револьвера, наносили множественные ножевые раны, и ни разу у меня не было внутреннего кровотечения.
Тут она ободрилась, но все-таки, не удержавшись, спросила:
— А когда же оно бывает?
— Когда нож протыкает тело насквозь и выходит с другой стороны, — объяснил Август. — Тогда мы можем говорить о внутреннем кровотечении. Потому что природа здесь бессильна и раны эти не залечиваются. Только такие ножи в наших краях не водятся.
— Ты уверен? А я слыхала, бывает, что истекают кровью.
Август продолжал ее успокаивать:
— В таком случае вы бы не протянули и полчаса. Нет, вы бы уже лежали холодным трупом. И завтра в это же самое время дня мы бы свезли вас на кладбище. Да вы сами подумайте! Мы бы даже не успели позвать пастора, чтобы он дал вам причастие. И вся кровать у вас была бы в крови.
— Ох! — поежилась старая хозяйка.
— У вас где-то болит?
— Да вроде бы. Ладно, что будет, то будет, — сказала она удрученно, — тут уж я ничего не могу поделать. Подручный, позволь, я тебя кое о чем спрошу: когда ты запирал каюту, ты не видел, там на койке не лежал пояс?
— Лежал, — ответил он. — И пояс, и несколько шпилек, и другие дамские вещицы. Я так сразу и подумал, что это забыла жена шкипера. А почему вы спрашиваете?
— И куда ты все это подевал?
— Да там ничего ценного, выкинул за борт.
— О-о… пряжка-то была серебряная! — воскликнула жена Теодора Лавочника. И прибавила: — По крайней мере, так я слыхала.
— Вот и нет, она была просто никелированная, — возразил Август.
— Правда? Ну и хорошо тогда, что ты ее выбросил. Только куплена она была и оплачена как серебряная… так я слыхала, — прибавила она. — Ну да Бог с ней совсем, мне сейчас не до этого, я, может быть, истекаю кровью.
Август:
— Вы истекаете кровью не больше, чем я. Что же это я хотел сказать… ах да, пора уже выбирать лососевую сеть, а некому.
— Ну и что? — произнесла она, далекая от лососевых сетей и всего мирского.
— Так Александер-то запропал.
— Ну и что?
— Александер из усадьбы, да вы его знаете. Он ушел покупать для меня овец и не возвращается, хотя пора уже выбирать сеть. Четвертый день пошел, так что я даже и не знаю…