— Ну что, нам пора и поработать. А, дорогуша? Арлен, все было восхитительно. Самый чудесный ужин в моей жизни. Пошли.
Мучительно придумывая, под каким бы предлогом выставить наглеца, Манвэ повел Мелькора в кабинет. Как только они вошли, гангстер захлопнул дверь и повернул пуговку замка. Через секунду Манвэ уже стоял, прижатый к стене, ладони Мелькора обхватили его ягодицы, гангстер ловко пропихнул колено между его раздвинутых бедер, и полупарализованному адвокату оставалось только одно — обнять его за шею, что он и сделал. Мелькор наклонился к нему и провел языком по нежной шее Манвэ.
— Ну, и зачем ты сбежал? — поинтересовался он хрипло.
Манвэ застонал в ответ и отвернулся.
— Отвечай, маленький мерзавец! — потребовал Мелькор, прижимая его к стене еще сильнее и не переставая ощупывать.
— Отстань! — Манвэ попытался вырваться, но сладкий яд вожделения уже проник в его кровь, поэтому Мелькору ничего не стоило удержать его.
— Нет, ты мне скажешь. Ты думаешь, меня можно просто так кинуть? Черта с два, клянусь Мадонной! — Он впился грубым поцелуем в то место, где шея переходит в плечо, так сильно, что остался след.
Манвэ не мог сдержать счастливой улыбки:
— Нет… Я не бросил тебя… Я все время думал о тебе.
— Тогда почему сбежал?
Улыбка сошла с лица адвоката. Он неожиданно сильным движением освободился из объятий гангстера и отошел в сторону. Мелькор остался стоять возле стены, выжидательно глядя на него.
— Понимаешь, — начал Манвэ, сплетая пальцы, — я отвык от всего этого. Пойми меня. Это было изумительно… Но у меня же семья и карьера. Знаешь, чего мне стоило избавиться от своей… склонности? — (Мелькор понимающе улыбнулся). — Я уже привык к такому существованию, стал даже получать удовольствие от жизни. И вдруг появляешься ты. Я почувствовал, что меня тянет на дно. В омут. Я испугался.
Только теперь Манвэ решился поднять на Мелькора несчастные глаза.
Но в синих глазах гангстера не было ни капли жалости. Одна решимость.
— Фигня. Ты здесь не в суде. Что тебе мешает делать, что ты хочешь? Жена? Только не надо заливать. Раздевайся.
Манвэ нахмурился, мотнул головой. В нем просыпалось упрямство, выгнавшее из него любовное оцепенение.
— Нет, — сказал он, — больше это не повторится. Мы вряд ли сможем работать вместе. Тебе лучше уйти.
Мелькор побледнел от ярости.
— Значит так, да? Я должен уйти. А ты будешь трахать эту глупую курицу и думать обо мне. Да мне плевать на твою счастливую семейную жизнь. Посмотри на себя в зеркало. Ты же абсолютно несчастен. У тебя глаза, как у побитой собаки, — говоря все это, он подходил к Манвэ все ближе и вдруг схватил его на руки.
Адвокат не нашел в себе сил сопротивляться. Слова Мелькора сразили его наповал. Ему вдруг стало жаль себя, и вместе с тем в нем проснулся гнев на тех, кто, вытравливая его естество, лишил его возможности быть счастливым. Страстным движением Манвэ закинул руки на шею Мелькора и приоткрыл губы. Поцелуй не заставил себя ждать.
Мелькор отнес его на кожаный диван, уложил и, освободив от пиджака, так рванул на нем рубашку, что пуговицы разлетелись по комнате. Навалившись всем телом на хрупкого Манвэ, он жадно целовал его, бормоча, что хочет его до умопомрачения, что сделает это здесь и сейчас и пусть он даже не пробует вырваться, а то он, Мелькор, его просто изнасилует.
— Только не на этом диване, — страстно прохрипел полузадушенный Манвэ.
Мелькор без слов поднял его на руки и, перенеся через всю комнату, опрокинул адвоката навзничь на широкий письменный стол. Бумаги разлетелись по комнате. Мелькор одним движением руки расчистил себе плацдарм, пошвыряв все на пол, и рванул на груди рубашку. Манвэ, полураздетый и совершенно без сил, смотрел на него безумными глазами. Мелькор, чертыхаясь, расправился с пуговицами на брюках. Потом подошел к столу и улегся рядом со своим адвокатом. Глаза у него сверкали, как у безумного.
— Сейчас ты за все поплатишься, — пообещал он. — И за бегство, и за жену, и за твои дурацкие байки. — Он быстро раздел Манвэ и прижал к себе так, что у того кости хрустнули.
— Ну, держись, парень.
Манвэ хохотнул. Он был готов платить Мелькору хоть до завтрашнего утра. Мелькор, полностью парализовав все его возможные движения, опрокинул адвоката лицом в стол, приподнялся и, упершись ладонями в полированную поверхность, резко вошел в него. В голове у него была только одна мысль — затрахать этого красавчика до смерти, чтобы больше не сопротивлялся. Ни о какой нежности и речи не шло. Он сразу взял такой бешеный темп, что Манвэ вскрикнул, судорожно вывернув голову. Он стонал, но не пытался вырваться, с острым наслаждением принимая эту сладкую муку, это блаженство — принадлежать любимому мужчине, как вещь, как раб. Мелькор тяжело дышал, короткими толчками вжимая любовника в твердую поверхность, на его лбу и широкой груди выступили капли пота. Окончательно обезумев, он нес уже такую похабщину, что сам, наверное, бы удивился, если бы соображал, что говорит. Впрочем, частично он нес ее по-итальянски, и Манвэ мог понимать только интонацию. Но и ее было достаточно, чтобы адвокат потерял голову от вожделения. Казалось, что чем дольше это длится, тем жарче разгорается в нем огонь желания. Он извивался всем телом, чтоб сильней и глубже почувствовать в себе любимого и просил:
— Еще, еще!
— Сколько скажешь… — хрипло говорил Мелькор, входя в него до упора. — Будешь еще от меня бегать? Говори!
— Нет! — вскрикнул Манвэ, в его голосе наслаждение вторило восторгу:
— Нет! Никогда! Только не останавливайся…
— Теперь ты мой. Только мой, слышишь? — Мелькор сделал резкое движение бедрами, от которого боль и наслаждение пронзили тело адвоката, как громовой удар.
— Еще, так же… — всхлипнул он, Мелькор схватил его за волосы и притянул к себе, заставив выгнуться дугой.
— Ты мой, — исступленно твердил он. — Моя собственность. Я сделаю с тобой, что захочу и когда захочу, ты понял?
— Да!
Манвэ всем телом прижался к поверхности стола. Изнеможение было так велико, что ему казалось, что в его теле вовсе не осталось костей.
«Боже! — думал он. — Боже…»
Мелькор вдруг вывернул ему голову так, что в позвоночнике что-то предостерегающе щелкнуло, впился ему в губы до крови, и адвокат ощутил, как сильное тело, прижимающее его к столу, содрогается в последней судороге.
Потом они долго лежали рядом, приходя в себя, и Манвэ опасливо крутил головой, размышляя о том, что разойдись гангстер еще немножко — быть ему парализованным до конца жизни.
Из размышлений его вывела рука Мелькора, ласково погладившая его по спине. Манвэ без раздумий повернулся и придвинулся к любовнику. Лежать на столе было холодно и твердо, но сейчас он казался ему самым восхитительным ложем на свете. Гангстер взял его за подбородок и взглянул в глаза.
— Я тебя не очень зашиб? — спросил он весело, но кроме насмешки Манвэ ощутил в его голосе искреннее беспокойство.
— Ну, если не считать того, что ты чуть не свернул мне шею, не очень.
— Извини, — криво ухмыльнулся Мелькор. — Не рассчитал.
Манвэ тихонько рассмеялся и потерся щекой об его большую руку. Потом кошачьим движением вывернулся из объятий и сел на столе, скрестив лодыжки и обняв колени. В этой позе, с растрепанными волосами, он в точности напоминал любовника какого-нибудь римского императора, взятого на ложе повелителя за редкостную красоту. Выглядел он не больше, чем лет на восемнадцать, и Мелькор глядел на него с восторгом, наслаждаясь одним фактом присутствия любимого.
— Может, все-таки поговорим? — настойчиво проговорил Мелькор.
— О чем? — беззаботно спросил Манвэ. — Ты лучше подумай, что ты натворил.
— А что я натворил?
— Арлен втрескалась в тебя по уши. Удивительно, что она не вламывается через каждые пять минут в кабинет, предлагая нам какую-нибудь еду. Наверное, марафет наводит.