- Да, я нормальный, - успокоил меня Василий Михайлович, - просто обидно, что мне никто не верит. А над нашим домом они часто на посадку заходят.
- А как вы определяете, что они идут на посадку? - спросил я и посмотрел в исключительно голубые и по-детски чистые глаза Василия Михайловича.
- Их не слышно и не видно, но, когда они пролетают, по коже зуд идет. Такой легкий морозец. И птицы замолкают.
- А птиц здесь, вроде, и так не слышно.
- Да, что вы! Майны такие разговоры ведут, целые планы составляют, как других птиц выжить и где сад обобрать.
- Насчет майн, это точно, - включилась Мария Николаевна, - тридцать лет назад их вообще не было. А теперь развелось - тьма! Сады просто опустошают. Да и трещат все время, как цыгане на базаре.
Василий Михайлович оставил шахматные фигуры, навалился грудью на стол и стал рассказывать:
- Лет десять назад я и зрение, и слух почти потерял. Читать не могу, телевизор не смотрю, а слышать, так ничего не слышу. Только через аппарат. Жил полностью отключенный от земного мира. Оказывается, рядом существует мир, который можно уловить другими органами чувств. Как это происходит, я не могу объяснить. Возникают эти ощущения и все. Ощущение присутствия людей, животных. Лет пять назад стал я эти корабли летательные ощущать. Может, они и раньше были, не знаю.
Года три назад мне совсем плохо стало. Парализовало меня. Двигаться не могу. Все болит. Помираю. Скорая приехала и забрала меня отвезти в районную больницу. А дорога проходит как раз мимо базы лунатиков. Везут меня на машине, а я буквально все вижу, что там происходит. Ангары блестящие, тарелки стоят, и зелененькие лунатики ходят и что-то делают. Двое из них машину скорой помощи остановили и меня щупать принялись. Приборы у них какие-то, аппаратура. Изучили они меня, и один из них спрашивает: «Дед, а ты жить еще хочешь?» Я и говорю, что очень хочу, только уж очень я инвалид. Что-то они покрутили, повертели, и этот же лунатик говорит: «Ну, хрен с тобой, живи». Спрыгнули они с машины и ушли. Разговаривают они очень грубо. Я с ними еще потом несколько раз общался, но как они ушли, я стал все видеть и слышать. Чувствую, и руки мои и ноги шевелятся. Вылез я из машины и домой пошел. Видишь, после этого уже три года живу. Все вижу, слышу, ощущаю. Только жизнь пошла хреновая. Главное - поговорить не с кем, да и вся информация вокруг обрублена.
- Было такое, - подтвердила Мария Николаевна, - увезли его на скорой совсем плохого. Боялись, что не довезут его до больницы. А у старой рисорушки машина сломалась. Пока ее чинили, мой старик очухался, вылез сам из машины и домой пошел. Врачи еле его уговорили снова в машину сесть. С тех пор и не болеет. Только лунатиков там никто не видел. Считают, что это его бред.
- Ну, от этого бреда я здоровым стал.
- А какие они из себя? - спросил я.
- Маленькие. Чуть больше метра. Зеленые все. То ли сами такие, то ли на них такие комбинезоны. Лицо плоское, как у бульдога. Глаза, словно линзы черных очков. Никакой мимики. Говорят на чисто русском, но рот не открывают и слова их в мозг сразу, минуя уши, попадают.
Видя, что я сильно сомневаюсь в достоверности, рассказанного Мария Николаевна резко перевела разговор на другую тему.
- А вы к Рему домой заходили? - спросила она.
- Нет, там во дворе собака огромная. Я побоялся.
- Собака? У них нет собаки. Пойдемте посмотрим. Вдруг они дома.
- Собаки в нашем кишлаке большой дефицит, - вставил Василий Михайлович, - их здесь давно всех съели.
Мы вышли на крыльцо. Передо мной между двух заборов тянулся двор, заросший травой и вишневыми деревьями. Было несколько сухих и подломленных яблонь и черных высохших персиковых деревьев.
- За садом следить уже давно сил нет, - грустно сказала Мария Николаевна. - Раньше у меня образцовое хозяйство было. А теперь вот...- и она показала рукой в сторону двора. - Смотреть горько. Даже просто укроп посадить не могу... - Она помолчала, а потом снова показала в дальний конец двора, где высились два громадных дерева. - Когда мы с Васей сюда приехали и этот дом начали строить, вон те два дерева посадили. На счастье. Они вон какие выросли, а мы совсем зачахли... Деревьям-то больше пятидесяти лет. Ладно, идемте. Мы свою жизнь нормально прожили...
Рыжая собака, увидев нас, поднялась со своего места и неторопливо поплелась в тень от ближайшего забора. Голова и хвост ее почти касались земли. Все в ее облике стремилось вниз, и от этого спина изогнулась ободом колеса. Мы ее абсолютно не интересовали, и она освобождала нам дорогу, погруженная в себя.
- Бедная собачка, - сказал Василий Михайлович, шаркая ногами за нашими спинами. - Бежать ей надо, пока ее не съели. А ведь не убежит. Останется.