Лисса охнула, прижав ладонь к губам. Она почти тут же попыталась исправиться, но было поздно. Она остро отреагировала, нарушив негласную договоренность. И Тэй это заметил.
– Да ладно. – Отмахнулся тот. – Давно это было.
Лисса так не считала.
– Ты рос без родителей, и считаешь, что это никак не связано с проклятием?
– А в чём дело? – Искренне удивился Тэй. – Перевёртыши живут стаями. Их воспитывают совместными усилиями. У неофей родители оставляют своих детей и забирают на воспитания чужих – всё ради великого процветания. А у меня – вот так.
– Всё зависит от того, частный это случай или общий. – Возразила Лисса. – В Пределах формирование семьи ближе к Небосводу и Пустоши. Разве нет? – осторожно уточнила она.
– В пределах моей семьи – это норма, – возразил Тэй. – Родственники отца меня отдали на воспитание туда, где считали, что будет лучше. По крайней мере, мне нравится так думать. – Шутливо произнес произнёс он, хотя Лисса ничего весёлого в его словах не усмотрела. – Родители погибли из–за своей глупости. Они пошли на риск, но их ставка не сыграла. Исход был весьма закономерен и к проклятию отношения не имел.
Аэронавтка обескураженно смотрела на друга, не понимая, почему эти слова так легко ему даются.
Об этом говорил Мирт, обращая внимание Лиссы на странность Тэя? В этом особенность жителей Предела?
– Мы уверены, что Грозы работаю также, как и Туманы? – постучал Тэй кончиком карандаша по блокноту, привлекая внимание.
– В том, что станем видимы для темномирцев и те смогут прорваться сквозь завесу к нам – определённо. – Попыталась себя взять в руки девушка. В конце концов, Энджелиас тоже был предельцем и иногда рассуждал больше с холодным расчётом, чем с детской непосредственностью. – Темномирцы будут пытаться вывести нас из–под защиты стен академии: обманом, уловками, посулами, шантажем. А мы должны продолжать держаться.
Тэй повёл плечом, после чего потёрся о него подбородком.
– Три двери и два месяца до окончания испытания. Темномирцам придётся усилить давление. Нас слишком много. – Он глянул в сторону закрытого ставнями окна, возможно, того самого, через которое Тэй и Гаэль затаскивали Лиссу, спасая от Маркиза. – Не люблю грозы. Никогда не любил.
Как и любой другой аэронавт Лисса относилась к сезону Гроз настороженно. Небо становилось опасным, как земля и скалы. Но именно в такие дни её семья чаще всего проводила время вместе. Мама спускалась с мансарды на нижний этаж – в гостиную, ближе к камину, а отчим возвращался из экспедиций, заполняя тишину комнат последними выдержками, историями и изредка весёлыми байками. Он обязательно привозил Амалии новую шаль или платок, стопку журналов из других миров, которые не было возможности выписать, и разные безделицы, вызывающие у него восхищение. Мать отдавала Лиссе часть подарков, которые ей самой не пришлись по вкусу или же те, которые считала, что подойдут дочери. Только так. Отчиму строго–настрого запрещалось передавать Лиссе подарки без согласия Амалии. Как–то раз он привёз падчерице золотые серёжки–гвоздики и голубую ленту ярмарки в честь дня рождения одного из принцев. Разразился жутчайший скандал, длящийся почти две недели и измотавший абсолютно всех. В итоге, отчим был почти на полгода выдворен из дома. После примирения и долгих обсуждений, Лиссе вернули ленту. На этом всё и закончилось. Более вопрос не поднимался.
– Я думала с наступлением Гроз всё изменится, но дверь продолжает отталкивать меня. Не понимаю. Это потому что я ещё не достойна крыльев? Зачем она тогда вообще открывалась?
– Мы что–то упускаем. Белая дверь усиливала эмоции тех, кто поддавался изменениям, и усыпляла сознание тех, кто цеплялся за прошлое. Зелёная требовала вытащить наружу свою боль и заново оценить ситуацию, и перестать за неё цепляться. Для этого была дана возможность связаться со своей семьёй. Сиреневая позволяла увидеть чужую тайну. Мы могли как понять своего соперника, так и получали рычаг давления на него, возможность поквитаться. А Чёрная, – тут Тэй задумался, – открывала правду на наши страхи.