Девушка кивнула.
— Я знаю, как действуют селдоновские уравнения приведения. Надо произвести математическое сравнение и вычислить необходимые коэффициенты.
.Гэри недовольно скривил губы.
— Это не мои уравнения. Это результат работы многих исследователей…
— Ну да, ну да, господин академик. Все прекрасно знают, что это вы придумали и объяснили, как их построить.
Гэри нахмурился — его раздражало такое отношение, — но мадемуазель Торанакс принялась рассказывать, как работают пирамидки, и Юго с живым интересом включился в обсуждение. Не стоит зацикливаться на обидах. Вскоре Юго и девушка ушли, и Гэри смог заняться привычной академической работой.
На головидео высветился его сегодняшний распорядок дня:
Связаться с теми, кто будет выступать на Симпозиуме; уговорить недовольных;
Набросать список кандидатов в Советники Императора;
Прочитать студентам тезисы — но прежде проверить их и пропустить через программу логического отсеивания.
Он записывал только самые важные дела. И потому, лишь когда в его кабинет лично явился директор-канцлер Университета, Гэри вспомнил, что обещал еще выступить с лекцией. Канцлер тонко, чуть насмешливо улыбался поджатыми губами, во взгляде его светились осторожность и ум прирожденного ученого.
— Вы… переоденетесь? — с намеком спросил он.
Гэри быстренько достал из платяного шкафа, вделанного в стену кабинета, просторную профессорскую мантию с пышными рукавами, и переоделся в смежной комнате. Секретарша вручила ему многофункциональный голокуб, и все вместе спешно покинули кабинет. Гэри и директор пересекли университетскую площадь, гвардейцы-охранники, не скрываясь, вышагивали впереди и сзади. Вокруг тотчас же собралась толпа прилично одетых людей с трехмерными видеокамерами, они снимали Селдона с директором в окружении имперских гвардейцев, стараясь взять панораму пошире, чтобы показать во всей красе желто-голубые переплетающиеся символы Стрилингского Университета.
— Вы получали какие-нибудь известия от Ламерка?
— Что вы скажете по поводу далити?
— Как вы относитесь к новому главе администрации сектора? Ваше мнение о том, что он — трисексуал?
— Что вы думаете о последних медицинских сводках? Введет ли Император обязательные физические упражнения для тренториан?
— Не будем обращать на них внимания, — сказал Гэри канцлеру.
Тот улыбнулся и помахал рукой репортерам. — Они всего лишь выполняют свою работу.
— А что там было про физические упражнения? — спросил Гэри.
— Последние исследования показали, что электростимуляция во время сна не так хороша для развития мускулатуры, как старые добрые физические упражнения.
— Ничего удивительного, — заметил Гэри. В детстве он работал на полях, и ему никогда не нравилась идея пахать еще и во время сна.
Толпа репортеров сжималась все теснее, они непрерывно выкрикивали вопросы.
— Как отнесся Император к вашей беседе с Ламерком?
— Правда ли, что ваша жена не хочет, чтобы вы становились премьер-министром?
— А что Димерцел? Где он сейчас?
— Что вы скажете о межзональных конфликтах? Согласится ли Император пойти на компромисс?
Одна женщина-репортер прорвалась совсем близко.
— Как вы лично занимаетесь физическими упражнениями? Гэри сдержанно улыбнулся и ответил:
— Умеренно.
Вряд ли до репортерши дошла скрытая шутка — она смотрела на Гэри совершенно непонимающим взглядом.
Когда они вошли в Большой Зал, Гэри вовремя вспомнил о голокубе и передал его секретарю-организатору: несколько трехмерных иллюстраций всегда помогали оживить обсуждение.
— Как много народу, — заметил Гэри, обращаясь к директору, когда они прошли наверх, в ложу докладчиков, и заняли свои места.
— Посещение таких лекций обязательно. Все слушатели Университета сейчас должны быть здесь. — Канцлер окинул взглядом переполненный, гудящий зал. — Надеюсь, мы неплохо здесь смотримся — для тех репортеров, что снаружи.
Гэри лукаво улыбнулся.
— Интересно, как вам удается добиться такой посещаемости?
— За каждым студентом закреплено личное кресло. Когда они занимают свои места, их присутствие автоматически отмечают — если личный код соответствует номеру места.
— Столько хлопот — и только для того, чтобы заставить людей ходить на лекции…
— Это их обязанность! К тому же все делается исключительно ради их собственной пользы. И нашей.
— Они же взрослые люди — иначе кто бы разрешил им изучать такие сложные науки? Пусть они сами решают, что для них лучше.
Директор плотно сжал губы и приступил к церемонии открытия. Он представил Гэри, тот поднялся. Лекцию Селдон начал так:
— Сейчас, когда всех официально пересчитали, я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли меня послушать, и объявляю, что на этом моя лекция официально закончена.
По рядам прокатился шепот удивления. Гэри окинул взглядом зал и выждал, пока шум уляжется. А потом спокойно продолжил:
— Я не люблю выступать перед теми, у кого нет иного выбора, кроме как слушать меня. Сейчас я сяду, и те, кому не интересна моя лекция, могут с чистой совестью удалиться.
Он сел. Аудитория бушевала. Несколько человек поднялись и направились к выходу. Их буквально освистали те, кто остался. Тогда Гэри встал и еще раз настойчиво повторил, что все, кто хочет уйти, свободны.
А потом начал лекцию — не перед полным залом, зато теперь он говорил только для тех, кого по-настоящему волновало… будущее математики. Он говорил о вечном. Не о катящейся к закату Империи, а о бесконечной, полной тайн и загадок прекрасной науке — математике.
Глава 8
Женщина из Министерства Культуры говорила, глядя себе на кончик носа:
— Ваша группа, конечно же, непременно должна с нами сотрудничать.
Гэри недоверчиво покачал головой.
— Но… с какой стати?
Она одернула форменную одежду и заерзала в гостевом кресле кабинета Гэри Селдона.
— Это программа первоочередной важности. Все математики просто обязаны подчиняться Благим Заветам.
— Мы совершенно не приспособлены для того, чтобы войти в состав…
— Мне понятны ваши сомнения. Однако мы в Министерстве полагаем, что именно эта чувственная симфония — то, чего недостает, чтобы э-э-э… оживить вид искусства, который пока переживает нечто вроде застоя.
— Я так не считаю.
Женщина из Министерства откровенно возмутилась и заулыбалась неестественной, натянутой улыбкой.
— В нашем представлении этот новый вид чувственной симфонии, для которого математики — все равно что художники, сможет преобразить саму основу мышления, точно так же, как концепция Эвклида или бесконечный ряд теоретических подделок. Ее нужно преломить сквозь художественное мироощущение, некий особый фильтр…
— Какой именно?
— Компьютерный фильтр, который отбирает самое важное, концептуальное в широчайшем ряду чувственных ощущений.
Гэри вздохнул.
— Понимаю.
Эта дама облечена властью, и ему придется ее выслушать. Его исследования в области психоистории строго засекречены, и он может заниматься психоисторией исключительно благодаря милости Императора. Но Математическое Отделение Университета не имеет права игнорировать Благие Заветы и их последователей вроде вот этой дамочки, что явилась в его кабинет. От благотворительности так просто не отмахнешься. Увы.
Исследовательские институты вовсе не были тихими пристанищами чистого пытливого разума — любое дело в них было непримиримым соперничеством, борьбой за первенство, бесконечным тяжелым марафоном. Ученые, исследователи — все они проводили долгие часы в напряженных трудах, у большинства были проблемы со здоровьем, неустроенная семейная жизнь и — как результат — высокие выплаты по бракоразводным контрактам. Мало у кого были дети… Ученые чуть ли не зубами выгрызали каждый новый результат, жили в бесконечной погоне за новыми публикациями в научных журналах, жертвовали всем, чтобы увеличить количество печатных работ, а следовательно — и свой вес в ученом мире. Все что угодно — лишь бы толще становилась кипа листов, подписанных их именем.