С чего бы ей снова возвращаться к офицеру полиции, когда она уже была помечена как стукачка, было выше моего понимания. Полагаю, иногда люди делают глупые вещи. Действительно глупые вещи.
К счастью для Кали, это будет последнее, что она сделает.
— Какого хрена происходит? — проворчал Хаэль, проводя рукой по лицу.
Тело задрожало от его близости, но я лишь усмирила свою львицу и дала ей понять, что сейчас время охоты, а не спаривания. Пока нет. Может позже, в крови Кали.
Черт, я уже была известна школьной задирой за то, что швырнула Кали лицом в шкафчик. Если получила это звание, тогда я оправдаю его. Как и говорила, у каждой истории есть две стороны, но, обычно, лишь одна из них правдива.
— Копы разберутся, — с опозданием сказала Каллуму.
Глаза Оскара следили за моими движениями, когда я направилась в сторону Сары. Со всеми его странными проблемами по поводу касания людей — знаете, если у них не месячные или они не лежат связанными в его спальне — не ожидала, что он дотронется до меня.
— Каков бы не был план твоих действий, обговори его сначала с нами, — провел длинными, покрытыми татуировками пальцами по моей руке, оставляя на коже след, который невозможно отмыть, след желания и невыполненных обещаний.
На какое-то мгновение лишь смотрела в его серые глаза, а потом коротко кивнула.
Ноги зашевелились еще до того, как я это осознала, мальчики шли позади. Продолжая ощущать пристальный взгляд Оскара на своей спине, думала о том, как он положил руку мне на голову и попросил прощения. Возможно, этого было слишком мало, слишком поздно, но мне все равно.
Он мой, и мы оба это знали.
Парень мог быть извращен, мог сбежать после секса, черт он мог обмениваться со мной колкостями на протяжении всего дня.
Это не значит, что мы не принадлежали друг другу. Кровью предписано, запечатано и утверждено. Это не обратимо.
— Бернадетт, — сказала офицер Янг, карие глаза скользнули мимо меня и остановились на мальчиках.
Как стая ворон с острыми клювами, они разлетаются, растворяясь в толпе, словно ее присутствие хоть как-то на них влияет. В действительности, Оскар приставил бы свой револьвер к виску Сары, спустил курок, и его бы это даже не мучало во сне.
В этой ситуации мне предстоит выступить в роли морального компаса. Не то что бы у парней он был ужасен, потому что это не так. После всего, через что они прошли, несмотря на мрак, в котором они процветали, каждый из них делал хорошие дела для этого города. Спрингфилду бы так чертовски повезло, что мы правим подпольем.
Кто же еще, не так ли? Так почему бы не кучка тех, чьи сердца продолжают биться? Кто заботится о других душах, а не только о своих? У кого вообще есть душа. Мы бы не торговали телами маленьких девочек, не причинили бы вред случайным прохожим, и, черт бы меня побрал, если бы мы убили копов, чей самый худший грех в том, что их руки слишком чисты.
Кали обратила свой токсичный взгляд на меня, и, клянусь сиськами дьявола, что почувствовала, как что-то пронзило меня насквозь, словно клыки арахнида. Яд, яд, яд. Признаю: я немного сексистка. После всего, что мужчины сделали или пытались сделать мне, знала глубину их зла. Женщины, по сути, и близко не так плохи. Но когда они показывают эту сторону, то становятся чертовски ядовитыми.
— Тебе что-то нужно? — спросила Сара, видимо, не обращая внимания на молчаливую битву, происходящую на этих дурацких танцах.
Эти дурацкие, гребаные, идиотские, дерьмовые танцы, на которые я, по каким-то глупым причинам, хотела прийти с Аароном.
Хотела на одну ночь побыть семнадцатилетней. Хотела быть влюбленной.
Вместо этого, мое платье будет пропитано кровью. Я улыбнулась.
Кали чувствовала мои намерения, я знала, что так и было. Хорошо. Он должна. Моим единственным сожалением было узнать, что головы Корали и ее мужа Маркуса были оторваны кем-то другим, а не мной. Они должны понимать, к чему я веду и почему их наказывают. Но если Ли была настолько заблуждающейся, что могла обмануть себя, думая, что не сделала ничего плохого, то Кали знала.
Кали. Блять. Знала.