Я тоже поднялась и сказала:
- Не могу дать никаких гарантий.
- Этого я и не прошу. Просто постарайтесь выяснить правду до того, как станет слишком поздно для Салли и еще одного моего последователя, чье имя вы не желаете мне назвать, - тут он тяжело вздохнул. - Я не отправил Салли в бега, так зачем бы мне предупреждать второго?
- Вы пришли сюда, зная о том, что Салли в беде. Но я не собираюсь помогать вам в поисках второго преступника.
- Значит, это мужчина?
Не отвечая, я просто посмотрела на него, радуясь тому, что это вообще возможно. Мне всегда было тяжело сверлить взглядом вампира, которому я не могла посмотреть прямо в глаза.
Малькольм расправил плечи, словно только сейчас заметил, что сутулится.
- Даже этого вы мне не скажете. Пожалуйста, расскажите Жан-Клоду о нашей беседе. Мне следовало прийти сюда раньше. Да, я полагал, что совесть не позволит мне прибежать к той самой структуре власти, которую презираю, но то была не совесть, а грех; грех гордыни. Мне остается только надеяться, что моя гордыня не будет стоить жизни еще большему числу моих последователей.
Сказав это, Малькольм направился к выходу. Я позвала:
- Малькольм.
Он обернулся, и я спросила:
- Насколько это серьезно?
- Очень серьезно.
- Несколько часов будут иметь значение?
Он задумался на мгновение.
- Возможно. А почему вы спрашиваете?
- Сегодня я не увижусь с Жан-Клодом. Хотела узнать, стоит ли звонить ему и ставить на уши.
- Да, вне всяких сомнений, стоит, - нахмурился Малькольм. - А почему вы не увидитесь с ним сегодня? Разве вы не живете вместе?
- Вообще-то, нет. Я живу у него только половину недели или около того, но у меня есть собственный дом.
- Сегодня вы пойдете убивать кого-то из моих родственников?
Я только головой покачала.
- Значит, будете поднимать кого-то из моих совсем холодных братьев. Чей благословенный покой вы потревожите сегодня, Анита? Чей хладный труп поднимете ради того, чтобы кто-то из живущих смог получить наследство, или ради утешения чьей-то вдовы?
- Никаких зомби этой ночью, - ответила я. Высказанное им отношение к зомби настолько меня удивило, что я даже не подумала обижаться. Никогда раньше не слышала, чтобы вампир признавал родство с зомби, гулями или кем-то, кроме вампиров.
- Тогда что может удержать вас от объятий вашего мастера?
- У меня свидание, хотя вас это совершенно не касается.
- Свидание не с Жан-Клодом и не с Ашером?
Я устало покачала головой.
- Тогда с вашим царем волков, Ричардом?
Мне пришлось снова отрицательно покачать головой.
- Так на кого ж вы променяли эту троицу, Анита? Ах да, царь леопардов, Мика.
- Снова мимо.
- Я поражен тому, что вы вообще отвечаете на мои вопросы.
- Я и сама себе поражаюсь. Наверное, я так поступаю потому, что вы продолжаете называть меня шлюхой, и оттого мне хочется почаще тыкать вас носом в доказательства.
- Того факта, что вы - шлюха? - вопрос этот он задал с ничего не выражающим лицом.
- Я знала, что у вас не получится, - заявила я.
- Что не получится, миз Блейк?
- Быть вежливым достаточно долго для того, чтобы получить от меня помощь. Я так и знала, что стоит поднажать - и вы снова станете злобным и придирчивым.
Малькольм склонил голову в легком поклоне.
- Я же говорил вам, миз Блейк: мой грех - гордыня.
- А каков же мой грех?
- Вы хотите, чтобы я оскорбил вас, миз Блейк?
- Я просто хочу, чтобы вы это произнесли.
- Почему?
- Почему бы и нет?
- Очень хорошо. Ваш грех, миз Блейк - вожделение, тот же грех, что и у вашего мастера со всеми его вампирами.
Я в который раз покачала головой и почувствовала, как мои губы растягиваются в той самой неприятной ухмылке. Глаза при этом оставались холодными, что обычно означало степень моего раздражения.
- Мой грех не в этом, Малькольм, вернее, этот не из самых близких и дорогих моему сердцу.
- А в чем же ваш грех, миз Блейк?
- Гнев, Малькольм, всего лишь гнев.
- Хотите сказать, что я вас разозлил?
- Я всегда зла, Малькольм; вы лишь даете мне мишень для моего гнева.
- А вы кому-нибудь завидуете?
Я задумалась, потом мотнула головой:
- Нет, пожалуй. Нет.
- О лени даже спрашивать не стоит. Вы слишком много работаете для того, кто этому греху подвержен. Вы не жадны, и чревоугодие вам не свойственно. А как насчет гордыни?
- Бывает, - честно призналась я.
- Итак, значит похоть, гнев и гордыня?
- Если кто-то их считает, то, наверное так.