— Что-то не так, Мотя? — спросила я, пытаясь понять, что могло его так удивить.
Он поднял на меня взгляд и, немного смущенно улыбнувшись, произнес:
— Нет-нет, все хорошо.
Я внимательно посмотрела на него и поняла, что он, как и многие из нас, все еще восстанавливался от недавних событий.
— Все в порядке, Мотя, — мягко сказала я, проведя ладонью по его рожкам. — Это обычная еда, но приготовленная с любовью. Ешь, маленький герой, ты заслужил это.
— Зайчонок, кушай, теперь ты всегда будешь сыт, — успокаивал его Есаул, нежно улыбаясь.
Мотя с подозрением посмотрел на него, затем бросил взгляд на еду. В его глазах читались сомнение и отчаяние. Но спустя мгновение он не удержался: жадно схватил кусок курицы, потом ломтик колбасы и еще что-то, словно боясь, что это все исчезнет, если он замешкается. Он ел быстро, буквально заглатывая пищу, как будто воровал ее.
— Не торопись, еды много, — голос Есаула дрогнул, а в глазах блеснули слезы. Он отвернулся от Моти, чтобы скрыть свои эмоции, и, глядя на меня, начал говорить:
— Нам запрещали есть приготовленную пищу. Мы довольствовались лишь тем, что находили на помойке или воровали.
— Извращенцы, — фыркнул Богдан, тщательно пережевывая мясо и смачно облизывая пальцы.
Есаул продолжил, словно не услышав комментария:
— Когда умер отец Моти, ему остался корабль, которым мог управлять только он. Этот корабль был уникальным: он откликался только на его кровь. Поэтому его не отобрали, а использовали как транспорт для перевозки людей, грузов и… рабов.
Я заметила, как Мотя на мгновение замер, услышав это слово, но продолжил есть, словно пытался заглушить воспоминания.
— На первый взгляд казалось, что есть путь к свободе — просто сделай шаг и уйди. Но мы привыкли к такой жизни, к унижению. Мы не осмеливались ослушаться. Теперь я понимаю, почему. Это была не только наша слабость, но и темная магия, которая держала нас в страхе.
Есаул замолчал на мгновение, словно обдумывая свои слова, а затем продолжил:
— Но тут что-то другое. Мотя даже вдали от дома продолжал выполнять свою работу без вопросов, пока не встретил вас. Как он, родившийся рабом, смог освободиться от этих оков, я до сих пор не понимаю. Возможно, дело в его внутренней силе. Или… — тут Есаул взглянул на Мотю, а затем на меня, — или он почувствовал родную кровь, благодать. Его отец говорил, что рядом с родной кровью он обретет свободу.
Я напряглась, услышав эти слова. Что он имел в виду? Я машинально огляделась, словно ожидая увидеть что-то необычное. Мотя в этот момент поднял на меня взгляд. Его глаза сузились, в них заиграл хитрый огонек, и он улыбнулся — улыбкой, полной загадок.
— Вы не могли сопротивляться из-за сущностей внутри вас, — вмешался Яков, разрывая напряженную тишину. — Ваши страхи были искусственно усилены куполом, который покрывал ваш город. Это была черная магия. Но ваша сила воли огромна. Не забывайте об этом.
Его голос был твердым, словно он хотел убедить всех и каждого за этим столом — и, возможно, самого себя.
— Забудь, что ты сейчас сказал, Есаул, — продолжил Яков. — И пойми, что вы боялись и робели не потому, что вы были слабы, а потому, что темные силы использовали вашу самую большую уязвимость — страх. Теперь этого нет. Теперь вы свободны.
Мотя все еще смотрел на меня, его хитрый взгляд словно что-то искал. Я не знала, что именно он пытался разглядеть, но чувствовала, что под этим взглядом я не могла скрыть ничего.
Я резко отвела взгляд на еду.
Думаю, объяснить им, где правда, а где ложь, будет сложно. Годы жизни в этом состоянии заставили их считать себя беспомощными и бесполезными. Здесь потребуется команда профессиональных психологов, чтобы разобраться в их травмах и вернуть им уверенность в себе.
— Это наша вина, — тяжело вздохнул Петрович, глядя в пол. — Мы упустили такую очевидную «брешь» в нашем управлении.
— Самое важное сейчас — не свернуть с пути и, главное, не стать похожими на прежних хозяев, — добавила я, вспоминая об Анатолии, которого заперли в кладовой. — Иногда до этого всего один шаг.
— А губернатор тоже был под влиянием? — спросил Богдан, пытаясь понять, насколько далеко все это зашло.
— Ты заблуждаешься, — неожиданно перебил его Яков. Его голос был твердым, даже резким. — Неважно, была ли в нем сущность или чего он боялся. Сущности не могут напрямую манипулировать твоими чувствами или действиями. Они не делают тебя злым. Они просто открывают твою дверь в «пустоту» — в твою слабость, страхи, болезненные моменты. Когда ты смотришь в эту пустоту, они охраняют ее, поддерживая баланс твоих страхов. В результате ты становишься пассивным, трусливым, нерешительным. Ты теряешь способность критически мыслить и начинаешь подчиняться чужой воле, уверенный, что это — твой единственный путь к спасению.