— Я счастлива, что ты рядом и не важно где мы и с кем мы.
Я посмеиваясь всегда отвечал:
— Ты сойдёшь со мной с ума, уже через неделю.
Она всегда щипала меня за такие слова, это было настолько жк больно, насколько и приятно.
Она всегда ругала меня за синяки и ушибы, за мои проделки и выходки.
— Зачем ты избил Бобби? — Спрашивала она.
— Я его и пальцем не тронул. Это всего лишь слухи.
— Не ври мне! Я слышала, что он попал в больницу.
— Это бред. Максимум в психбольницу.
— Ты же знаешь, сколько тебе это принесёт проблем.
— От него не будет проблем. Он не посмеет раскрыть свою пасть.
Она расстраивалась, когда я был слишком груб. Как щенок на которого наорали.
— Я каждый раз волнуюсь, когда ты пропадаешь со своими друзьями.
— Я могу за себя постоять.
Она замирала на подобных диалогах и смотрела куда-то в даль. Мне казалось, что она смотрит в наше будущие и по выражению её лицу, уже через столько лет, я понимаю, что именно это она и делала.
— Пошли к ребятам, — просил я её.
Она будто в последний раз оглядела тихий палисадник, брала меня за руку, настраивала себя на позитивный лад и мы продолжали веселиться.
Я не ценил то время. Как и любой подросток. Я всё думал, что жизнь прекрасна и беззаботна, мы гуляли до рассвета, мы смеялись, целовались и мечтали. Да, возможно мы не были богаты и не так обеспечены как золотая молодежь. Но в минуты свободы и общности, мы испытывали бесконечное счастье. Такого рода чувство, нельзя было купить за деньги. Оно как звёзды угасающие в сонных лучах рассвета.
Мы лежали на песке и слушали журчание реки.
— Как же хочется остановить время, — сказала она. Она всегда была умнее меня.
— Разве тебе не интересно, чем сулит сегодняшний день.
— Я смотрю на это солнце и прекрасно знаю, что будет. Из белого, прохладного блюдца, оно превратится в жаркое, палящее огнево. И так каждый день, в котором ценит только этот момент. Момент блаженства.
— У нас ещё будет тысячи таких моментов. Если мы застрянем только в этом моменте, он нам наскучит и мы потеряем к нему страсть. Без бытового пекла, не будет минут счастья.
— Ты слишком циничен.
— Ты об этом только узнала?
Мы лениво рассмеялись и поцеловались.
— Нам пора идти, — сказала она. — У нас сегодня много дел.
Это была первая рациональная фраза за всю ночь. С ней и закончился рассвет.
— Марк, — начал Алекс, поставив пустой стакан на стол. — Если вы не пойдёте ко мне на встречу. Я вынужден буду объявить об окончании допроса и нежелании подсудимого идти на встречу следствия. Завтра же утром над вами проведут суд и к вечеру вы окажетесь на электрическом стуле. Я не хочу вас мучить. Все ваши преступления не уже имеют смысла. Мне нужна только информация.
Он явно был раздосадован, немного помолчав он ответил:
— Я не думал, что после всего того, что я сделал, меня похоронят раньше чем нужно. Это действительно обидно. И если меня не хотят слушать, я не буду говорить. Я уже не тот молодой паренёк, который боролся с системой. Я лишь несчастный старик, которому давно уже пора посмотреть в зеркало и принять свою судьбу, — он смотрел на кофейную гущу и по его щеке пробежала одинокая слеза. — Не к чему оттягивать момент, если мне суждено умереть, я умру с поднятой головой. Я сделал много ошибок, пора принять правильное решение.
Алекс встал, закрыл папку, сделал глубокий вдох и сказал:
— Что ж Марк. Это ваш выбор. И я не вправе вас судить.
Он ушёл. Он знал, что уговоры не помогут. Эффективнее всего согласится, а если он признает согласия, значит он ничего бы и не сказал даже под пытками. Алекс понял, что процесс необратим и как только он пересёк порог допросной - он запустится.
Алекс молча зашёл в тёмную комнату, положил папку на стол и попросил адвоката подготовить Марка к завтрашнему суду. Алекс больше не хотел видеть Марка, как палач не хочет видеть глаза своей жертвы.
Он вышел в парк и с настроением проигравшего, стал разглядывать природу и размышлять. Он был разочарован ибо сегодня, глаза протеста обернулись для него газами старика: полуслепыми и немими.