“Пойдем,” — бросил он, шагая вперед, и его фигура растворилась в тенях.
Задворки казались еще мрачнее улицы.
Здесь не было фонарей, только слабый отсвет луны пробивался сквозь рваные облака, освещая кучи мусора и лужи черной жижи, стекающей из канав. Стены домов, покрытые плесенью и трещинами, нависали над тропой, образуя подобие туннеля. Из-под ног доносился хруст битого кирпича и шорох крыс, снующих в темноте. Где-то вдали гудел паровой молот, каждый удар отдавался в груди тяжелым эхом. Воздух здесь был густым, липким, с привкусом железа и гнили — словно сама Лютеция отвернулась от этого места, оставив его гнить в забвении.
Человек вел их молча, шаги были уверенными, будто он знал каждый камень этой проклятой тропы. Роза украдкой взглянула на Франсуа — его рука лежала на кобуре под плащом, готовясь к любому повороту. Наконец, задворки вывели к консервному заводу — огромному строению из серого бетона, чьи трубы изрыгали пар и зловонный дым. Его стены были испещрены ржавыми потеками, а окна — забиты досками, из-за которых слышался ритмичный лязг механизмов.
Из распахнутой двери доносилась противная вонь соленой рыбы, прогорклого масла и машинной смазки.
— Внутрь, — коротко скомандовал человек.
Раффлз помедлил. Положил руку на плечо девушки:
— Мы договаривались, што я приведу девку и мне заплатят. И это… Вилена убили. А значит мне полагаются и его ливры. Так что давай, того, расплатись и сам таскайся с этой крысой!
Мужчина покивал:
— Действительно. Ну что ж…
Он засунул руку под свой плащ, а когда вытащил ее наружу, в ней. вместо ожидаемого кошеля, поблескивал вороненый ствол револьвера. С проворством опытного стрелка человек взвел курок.
С криком Роза бросилась вперед и врезалась плечом в инженер-сыщика. Прогремел выстрел и Раффлз тяжело сполз по стене, оставляя на ней тонкий кровавый ручеек. Человек сбросил свою рыбацкую хламиду, оставшись в военном френче, застегнутом на все пуговицы и идеально выглаженных черных брюках с желтыми лампасами.
— Вот, значит, как? — пробормотал он и сделав молниеносный рывок вперед схватил девушку за волосы, притягивая ее к себе. Дымящийся ствол заплясал у ее виска.
Из тени на свет, будто призрак, выступил Барон Семитьер. В своей расстегнутой крылатке он был незримо похож на вестника смерти — ворона. Такого же мрачного, как тот, что сейчас кружил у него над головой:
— Тарик, отпусти девочку. Или мне стоит использовать имя Рудольф? Поверь, ее смерть тебя не спасет, а лишь усугубит страдания, которые я обязательно тебе подарю.
Револьвер в руках лекаря и убийцы в одном лице ходил ходуном:
— Назад, недочеловек! Или я пристрелю эту дрянь!
— Ну-ну, Руди! Твоя мамочка была бы очень недовольна! Разве такому, как ты, повелителю жизни, пристало браниться, словно обитателю дна?
Взведенный боек пистолета сухо щелкнул:
— Еще одно слово — и она труп.
Побелевшая от ужаса Роза вдруг извернулась и изо всех сил вцепилась зубами в жилистую руку Хуссейна. Вырвалась из его смертельных объятий и бросилась к Барону. Ворон камнем упал, ударив Тарика Фарида крылом по лицу, одновременно сбивая прицел. В тишине задворок новый выстрел прозвучал как гром. Но тщетно — пуля ушла в молоко, а не ставший дожидаться своей очереди Гведе со всей силы ударил злодея по руке тростью. Оружие с лязгом упало на камни и отлетело в сторону.
Хуссейн прорычал какое-то ругательство на тевтонском и бросился в открытую дверь служебного входа, ведущего внутрь фабрики. Барон метнулся следом за ним, успев крикнуть Розе:
— Помоги Раффлзу!
“Кошкин дом” гудел, как ожившее чудовище из готических романов. Его внутренности — лабиринты медных труб, кипящих котлов и лязгающих челюстей конвейеров — были насквозь пропитаны вонью гниющих рыбных голов, кислым, тошнотворным запахом требухи, машинного масла и железа. Свет, нехотя отбрасываемый газовыми лампами, подвешенными к потолку на цепях, дрожал в клубах пара, швыряя длинные тени на бетонные стены, покрытые потеками ржавчины и плесенью.
Барон Гведе Семитьер ворвался в цех и замер, пристально оглядываясь в поисках сбежавшего нациста. Высокий, худой, он двигался будто воплощение неотвратимого возмездия. Черный сюртук развевался за спиной, а бледное лицо с острыми скулами и горящими желтым глазами казалось вырезанным из куска мрамора. В правой руке он сжимал трость со скрытым внутри клинком.