Народ наш знает родную историю прямо-таки до умиления досконально. С некоторых пор я люблю задавать очень простой вопрос: «Вот все время говорят: бериевские репрессии, бериевские репрессии, руки по локоть в крови… А когда они были конкретно, эти репрессии?» Разумеется, большая часть респондентов ничтоже сумняшеся возлагает на Берия ответственность за «тридцать седьмой год», «ленинградское дело», «дело врачей», убийство Кирова… Спасибо, что не потопы, пожары, эпидемии и наводнения! Те же, кто помнит даты несколько лучше, начинают выкручиваться, делая из Лаврентия Павловича этакого «серого кардинала» при старом маразматике Иосифе Виссарионовиче: мол, сам не убивал, но влиял… Как же нам не хочется расставаться с истиной, которую «все знают»!
Впрочем, было ведь такое время, когда все совершенно точно знали, что Солнце вращается вокруг Земли. А несогласных с этой аксиомой немножко, знаете ли, поджаривали – при большом, что характерно, скоплении народа, всецело с властями согласного.
Подобное отношение к аксиомам рождается в результате добросовестного промывания мозгов, проводимого под большим-большим напором. Не знаю, кто как, а я не люблю, когда мне промывают мозги. Тем более, когда это делают столь грубо и непрофессионально, со столь неприкрытым презрением к читателю, как некоторые наши «историки».
Наш человек вообще, кажется, придает печатному слову некий мистический смысл – с такой святой простотой он верит всему, что написано на бумаге. А бумага, к сожалению, не краснеет, иначе бы большинство исторических трудов и мемуаров имело цвет от темно-розового до ярко-лилового. Но почему-то никто об этом не задумывается. А зря.
Хотите пример? Пожалуйста.
«Лаврентий Берия был рожден для грязных дел. Провокатор и жулик проснулись в нем в детские годы, еще в Сухумском начальном училище. Редкая кража или донос совершались без его личного участия – прямого или косвенного. В нем гармонично уживались подлость и мздоимство. Похитив папку с характеристиками-записями о поведении учеников, он подвел классного наставника под увольнение, а сам устроил распродажу документов. Через подставных лиц, разумеется».
Автор этих строк – Антон Антонов-Овсеенко, писатель, знаменитый рекордным количеством грязи, изливающейся со страниц его книг. Согласно официальной биографии, он – сын старого большевика, расстрелянного в 1938 году, да и сам был репрессирован как член семьи «врага народа». В лагерях пробыл, с небольшими перерывами, до 1953 года. В общем, как раз та типичнейшая жертва репрессий, которой принято сочувствовать всем сердцем и сострадать всей душой. Ясно, что ни к наркому внутренних дел, ни к Сталину Антонов-Овсеенко теплых чувств отнюдь не испытывал, и можно понять его желание свести счеты за отца и загубленную молодость. Хотя, с другой стороны… Обратите внимание: всю войну провел в лагере – но не был убит под Москвой, подо Ржевом, на Курской дуге, не умер от голода в блокадном Ленинграде, не сгинул в концлагере, подобно сыну Сталина, не сгорел в танке… Ведь его сверстники на воле не колбасой в мягком кресле объедалися. Впрочем, это к делу не относится, задумаемся о другом.
При ближайшем рассмотрении, при сопоставлении дат обнаруживаются в этой судьбе некоторые весьма любопытные несообразности, те самые нестыковки. Отец Антонова-Овсеенко, небезызвестный старый большевик, был расстрелян в 1938 году, и, соответственно, в том же году сын стал «членом семьи изменника Родины». И в этом малоприятном качестве он год спустя благополучно заканчивает исторический факультет МГПИ – как такое могло случиться? Либо все было не так уж страшно и не всех «членов семей», сажали, либо… либо он отрекся от собственного отца, так надо понимать? А еще через год, когда репрессии уже давным-давно закончились, его вдруг арестовывают как сына «врага народа». Вот уж, что называется, проснулись… Иррациональных объяснений, вроде того, что «органы выжидали», или «машина дала сбой», можно придумать сколько угодно.
Есть, впрочем, и рациональные объяснения такому казусу – например, что роковая аббревиатура «ЧСИР» тут вовсе ни при чем. Его ведь могли арестовать не из-за отца, а по обвинению, совершенному им лично. Что именно он там натворил – мы не знаем, но на определенные размышления наводит тот факт, что освободили его не в 1954–1956 годах, как большинство «политических», а раньше – в 1953-м. Уж не в связи ли с окончанием срока? А посадить могли за что угодно – за банальное воровство или убийство по пьянке. Среди наших политических деятелей есть подобные фигуры – сидел за кражу, а на каждом углу бьет себя пяткой в грудь, что, дескать, за инакомыслие…
К творчеству господина Антонова-Овсеенко мы вернемся еще не раз, но можно сразу отметить и такую странность. Как уже говорилось, по образованию он историк, а не повар или, скажем, агроном. Значит, должен знать, как пишутся исторические книги. Должен знать, что, ссылаясь на какой-либо факт, историк обязан сообщить и источник, где он этот факт откопал. В истории, как в разведке: мало добыть информацию, надо еще и точно указать, откуда она взята. Например, так: «Как рассказывал соученик Берия по Сухумскому училищу Н. Н. своей младшей сестре, подлинные дневники которой опубликованы там-то и там-то». В таком вот аспекте.
Так откуда же товарищ Антонов-Овсеенко берет подробности, коими полнится его книга «Берия»? Написана она смело и уверенно, так, словно автор располагает несокрушимыми доказательствами своих слов, и основана на воспоминаниях неких «старых большевиков, переживших репрессии». Имена их почему-то не называются, хотя, вроде бы, чего им бояться, после ХХ-то съезда?
Тут надо знать, что собой представляют кочующие по нашим историческим книгам эти самые «старые большевики». Сие есть этакий собирательно-страдательный персонаж, на который очень удобно ссылаться, когда надо обосновать то, чему обоснований нет. Какой только бред ни вкладывается в уста этих неназываемых «партийцев» – вплоть до того, что Сталин был отцом собственной жены или что Ленин перед смертью успел сообщить своему повару, что его-де отравили. В девяноста девяти случаях из ста ссылка на неназываемого героя означает, что автор приведенные «факты» просто-напросто выдумал.
То, что товарищ Антонов-Овсеенко Сталина и Берию ненавидит, видно невооруженным глазом – такой злобой дышит каждая строчка его книги. Так-то оно так, вот только почему? За расстрелянного отца? Но при чем тут лично Берия? За свой арест? Но за что его арестовали? Версия ЧСИР явно не проходит…
И ответ скрыт в тексте книги – автор сам выдает себя, причем даже не словами, а интонацией, каковая иной раз говорит больше слов. «Как раз в то время, – пишет Антонов-Овсеенко, – партию сотрясала дискуссия, в ходе которой Сталин, признанный мастер политической интриги, надеялся скомпрометировать Троцкого, убрать с дороги самого опасного соперника». Ну, во-первых, Троцкий успешнейшим образом компрометировал себя сам, и дискуссию развязал тоже он. Историк, да еще живший в то время, должен это знать. Но суть в другом. Невольные нотки почтительности по отношению к Льву Давыдовичу выдают автора с головой – да троцкист он, всего-то и делов! Отсюда и ненависть к Сталину и Берии, отсюда и совершенно троцкистские аргументы. Кстати, уверенная и беспардонная брехня была любимым методом «демона революции» – ври, ври, что-нибудь да останется.
Какие именно «старые большевики» подкидывали Антонову-Овсеенко информацию – ту, которая не выдумана – тоже ясно. Как пишет он сам, в борьбе с Троцким «старая гвардия грузинских большевиков не поддержала генсека». То есть, его «старые большевики» – это пережившие репрессии троцкисты. Ну и что, спрашивается, они могли рассказать о Сталине и его сторонниках? (Кстати, перестроечные «демократы» ухитрились, топча Сталина, политически реабилитировать Троцкого, а между тем троцкизм – самое радикальное и кровавое из революционных учений, сталинизм рядом с ним, все равно печка по сравнению с лесным пожаром.)