— Пусти меня, — кручу головой в попытках отодвинуться подальше.
— А что такое? — шипит Паша, до боли сжимая ребра. — Раньше тебе нравилось.
— Никогда мне подобное не нравилось! — протестующе рычу и с силой пихаю его в грудь. — Пусти, мне больно!
Паша одержим. Он, игнорируя любые протесты, толкает меня к стене и вжимает в ее. Боль и отвращение оседают на языке кислым привкусом, когда грубые руки вырывают блузку из-под пояса и скользят вверх, чтобы сжать грудь.
— С Шершневым зато понравилось? — ревет он, затем дергает ремень.
Кожаный пояс до хруста вжимается в поясницу, выбивает из глаз поток искр.
— Ты совсем охренел?! — взвизгиваю и направляю колено ему в пах.
Удар попадает в бедро. Извернувшись, Паша блокирует мою ногу и оскаливается, словно бешеный зверь. От желания плюнуть ему в рожу удерживает только одно: он взбесится, и все закончится плохо.
Не понимаю, что на него нашло. Весь ужас ситуации обрушивается лавиной, сбивает с толку. Просто не верю, что подобное происходит со мной.
— Паша, постой, — дергаю плечом, втискиваю между нами ладони. — Мы на работе.
— Утром ты тоже должна быть на работе, — рычит мне в ключицу, разодрав воротник, и зубами впивается в кожу. — А сама приехала в обед. С ним.
Сердце колотится, и кислород испаряется из легких, когда Паша закрывает рот удушливым поцелуем. Он, словно паук, поймавший в сети свою жертву, высасывает из меня жизнь по крупицам. Без шанса на спасение. В глотке застревает крик отчаяния.
Чужой. Он совершенно чужой.
Паша сжимает руку на моей шее, и я задыхаюсь. Язык, как острое жало, ужом проникает в рот. Разгоняет панику в крови до нечеловеческой скорости.
Что делать в такой ситуации? Отбиваться? Или орать в кабинете финансового директора, где шумоизоляция покруче, чем в студии звукозаписи?
Времени на размышления нет.
С силой смыкаю зубы. Рот наполняется его отвратительной кровью, и Паша с визгом отскакивает в сторону. И в этот момент дверь в кабинет распахивается.
Перед глазами все плывет, голова идет кругом. Медленно сползаю по стене вниз и подтягиваю к груди колени, ошарашенно глядя перед собой. Кажется, меня трясет. Вибрация ползет по коже, пока не захватывает руки. Тру предплечья, раскачиваюсь в попытке отыскать в глубине поблекшего сознания связные мысли.
Сейчас отпустит. Точно.
— Олег…
— Убью, тварь.
Мужские голоса доносятся через глухую стену. Мне кажется, что звучат удары. Но вокруг пустота. Все расплывается в соленом потоке, который хлещет из глаз.
Я же не трусиха, верно? Ничего толком не произошло…
Холод пробирается в сердце, замораживает все эмоции. Отстраненно понимаю, что это шок. Внутри что-то дергается, поднимается выше и ставит на колени. Спазм толкает желудок, после чего меня выворачивает наизнанку.
Не выдержав напряжения, выплевываю все, что скопилось во мне за несколько долгих минут.
Упертые в пол ладони подкашиваются. Но чьи-то сильные руки не дают упасть, тянут в сторону. Инстинкт самосохранения взрывается в мозгу и врубает аварийную систему на полную громкость. Бессвязно колочу воздух и все, что попадается под руку.
Нет! Нет! Только не снова!
— Нет! — повторяю вслух и вырываюсь. — Не трогай меня!
Глава 26
— Все, все, — размытая фигура Шершнева, стоя на коленях, приподнимает руки и демонстрирует раскрытые ладони. — Я ничего не делаю, видишь?
Точно Шершнев. Стоит рядом, рубашка натянута на груди, рваное дыхание достигает моего лица. Он выглядит так, словно вернулся после забега или долгого подъема по лестнице. Весь растрепанный, взлохмаченный и с блеском беспокойства в изумрудных глазах.
— Лен?
Хмурюсь и трясу головой. Возвращаю четкость изображения, утираю рот попавшимся под руку бумажным листом. Во рту отвратительный привкус, отчего тошнота наваливается снова. На полу лежит моя бутылка воды. Дотягиваюсь и жадно пью.
Опираюсь на стену, встаю на ноги. Пошатываюсь на неустойчивых шпильках. Молчаливая тень Шершнева подхватывает под локоть, возвращает на твердую поверхность. Рука исчезает, стоит мне выпрямиться, словно никакого прикосновения не было.