Жертвой шпиономании стал и старший брат Кагановича Михаил Моисеевич, который был снят с поста наркома авиационной промышленности и выведен из состава членов ЦК ВКП(б). В первые годы после войны он был обвинен во вредительстве в области авиационной промышленности и даже в тайном сотрудничестве с гитлеровцами. Эти вздорные обвинения рассматривались на Политбюро. Докладывал Берия. Каганович не защищал своего брата. Сталин лицемерно похвалил Лазаря за принципиальность, но столь же лицемерно предложил не торопиться с арестом Михаила Моисеевича, а создать комиссию для проверки выдвинутых против него обвинений. Во главе ее поставили Микояна. Через несколько дней Михаила Кагановича пригласили в кабинет Микояна. Приехал и Берия вместе с человеком, который дал показания против бывшего министра. Тот повторил свои обвинения. «Этот человек ненормальный», – сказал Михаил. Но он понял, что означает весь этот спектакль. В кармане у него был пистолет. «Есть в твоем кабинете туалет? – спросил он Микояна. Анастас Иванович показал нужную дверь. Михаил вошел в туалет, и через несколько мгновений там раздался выстрел. Его похоронили без почестей.
Сталин все реже и реже встречался с Кагановичем, он уже не приглашал его на свои вечерние трапезы. После XIX съезда КПСС Каганович был избран в состав расширенного Президиума ЦК и даже в Бюро ЦК, но не вошел в отобранную лично Сталиным «пятерку» наиболее доверенных руководителей партии.
После ареста группы кремлевских врачей, в большинстве евреев, которые были объявлены вредителями и шпионами, в СССР началась новая широкая антисемитская кампания. В некоторых западных книгах, и в частности в книге А. Авторханова «Загадка смерти Сталина», полной вымыслов и противоречий, можно найти версию о том, что Каганович якобы бурно протестовал против преследования евреев в СССР, что именно он предъявил Сталину ультиматум с требованием пересмотреть «дело врачей». Более того, Каганович якобы «изорвал на мелкие клочки свой членский билет Президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания» (Авторханов А. Загадка смерти Сталина. Франкфурт-на-Майне, 1976. С. 226—227.).
Авторханов ссылается на какие-то слова Ильи Эренбурга. Я часто встречался с Эренбургом в 1964—1966 годах, мы не раз говорили о Сталине, но ничего подобного Илья Григорьевич никогда не рассказывал, да он и не мог знать подробностей смерти Сталина. Все это чистый вымысел. Каганович был не в состоянии восстать против Сталина. Он в начале 1953 года молчал и со страхом ждал развития событий. Как и многих других, и отнюдь не только евреев, Кагановича спасла смерть Сталина.
В антипартийной группе
После смерти Сталина влияние Кагановича на короткое время вновь возросло. Как один из первых заместителей Председателя Совета Министров СССР он контролировал несколько важных министерств. Каганович поддержал предложение Хрущева и Маленкова арестовать и устранить Берию. Еще раньше он активно поддержал все меры по пересмотру «дела врачей» и прекращению антисемитской кампании в стране. Был реабилитирован и его старший брат М. М. Каганович.
И тем не менее начавшиеся в 1953—1954 годах первые реабилитации ставили Кагановича во все более трудное положение. Не все жертвы террора 1937—1938 годов были расстреляны или погибли в лагерях. В Москву стали возвращаться люди, которые знали о той ведущей роли, которую играл Каганович при проведении незаконных массовых репрессий. Так, например, в 1954 году был полностью реабилитирован А. В. Снегов, которого Каганович хорошо знал еще по партийной работе на Украине в середине 20-х годов. Снегов был назначен, по предложению Хрущева, на работу в политотдел и коллегию МВД СССР. В перерыве торжественного заседания в Большом театре по случаю 39-й годовщины Октябрьской революции Каганович увидел Снегова, идущего под руку с Г. И. Петровским, когда-то возглавлявшим ЦИК Украины, а ныне работавшим завхозом Музея Революции. Каганович поспешил к ним с приветствиями. Но Снегов не ответил на них. «Я не буду пожимать руку, запятнанную кровью лучших людей партии», – громко, чтобы слышали все вокруг, сказал Снегов. Каганович помрачнел и вместе с дочерью быстро отошел в сторону. Но он уже не имел прежних возможностей карать и преследовать своих врагов.
Каганович решительно протестовал против намерения Хрущева доложить делегатам XX съезда КПСС о преступлениях Сталина. Когда было предложено дать слово на съезде нескольким вернувшимся из лагерей старым большевикам, Каганович воскликнул: «И эти бывшие каторжники будут нас судить?» В своей речи на съезде партии Каганович должен был все-таки мимоходом сказать несколько слов о вредности культа личности. Хрущев, однако, преодолел сопротивление и прочел в конце съезда свой знаменитый доклад.
В прошлом Каганович был в очень плохих отношениях с Молотовым и Маленковым. Теперь они стали сближаться на почве общей вражды к Хрущеву и его политике. Они тщательно фиксировали все ошибки Хрущева в руководстве промышленностью и сельским хозяйством. Но главное, что им не нравилось, – это проведение «десталинизации» и освобождение и реабилитация миллионов политических заключенных. Выступление антихрущевской группы закончилось полным поражением. Молотов, Каганович, Маленков и «примкнувший к ним Шепилов» были выведены из состава Политбюро и ЦК КПСС. Они сами и их выступление обсуждались и осуждались на всех партийных собраниях. Это была советская «банда четырех».
После июньского Пленума 1957 года Кагановича охватил страх. Он опасался ареста и боялся, что его постигнет судьба Берии. В конце концов, на его совести было не намного меньше преступлений, чем на совести Лаврентия. Каганович даже позвонил Хрущеву и униженно просил его не поступать с ним слишком жестоко. Он ссылался на прежнюю дружбу с Хрущевым. Ведь именно Каганович способствовал быстрому выдвижению Хрущева в Московской партийной организации. Хрущев ответил, что никаких репрессий не будет, если члены антипартийной группы прекратят борьбу против линии партии и станут добросовестно работать на тех постах, которые им поручит теперь партия. И действительно, Кагановича вскоре направили в Свердловскую область управляющим трестом Союзасбест.
Когда в 1933 году в нашей стране проходила чистка партии, перед комиссией должны были отчитаться и все ответственные партийные работники. Хрущев проходил чистку в партийной организации завода имени Осоавиахима. Его спросили, в частности, как он в своей работе применяет социалистическое соревнование. Хрущев ответил: «С кем же мне соревноваться? Только с Лазарем Моисеевичем, но разве я могу с ним тягаться…» В 30-е годы Хрущев, конечно, не мог «тягаться» с Кагановичем, но в 40-е нередко вступал в споры и конфликты с ним. А во второй половине 50-х годов именно Хрущев нанес политическое поражение группе членов Политбюро, в которую входил и Каганович.
Моральный выбор Лазаря Кагановича
«Такое было время» – повторяют сейчас многие в оправдание своих (реже – чужих) некрасивых поступков. При этом добавляют или подразумевают, что «просто не было выбора», а значит, и осуждать никого нельзя.
Существует и другая «простая, как кривда» точка зрения: дескать, все они одним миром мазаны, все они по уши в крови – , и точка. При этом, говоря «все», как правило, имеют в виду руководство страны, порой – членов партии, а иногда даже – целые поколения советских людей поголовно.
В 1957 году завершилась политическая карьера Кагановича. Окидывая взглядом весь путь этого человека в целом, обнаруживаем множество случаев добровольного нравственного (точнее – безнравственного) ВЫБОРА.
Первый пример. Ноябрь 1925 года. В траурные дни похорон М. В. Фрунзе Каганович заявляет: «Мы не позволим ни врагам, ни друзьям сбить нас с избранного пути» (Известия. 1925. 3 нояб.). Эта мелькнувшая и едва ли кем-либо замеченная фраза очень красноречива. Удивительная равноудаленность от друзей и врагов! Но еще красноречивей тот факт, что остальные три десятка речей и выступлений, опубликованных в «Правде» и «Известиях» в те дни, не содержат ни единого намека на внутрипартийные разногласия и борьбу. Да, до конфликта на XIV съезде партии остается чуть больше месяца. Но над гробом все соблюдают приличия. Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Ворошилов, Калинин, Рыков – все выказывают скорбь и призывают «сплотить ряды». Один Каганович считает обязательным сделать воинственный жест. Может, этим он и понравился Хозяину?