Он считался бы красивым. Возможно, так и было, но он об этом не думал, потому что не имел клана, и на него смотрели лишь такие же, как он. Даже те, кто продавал свою дружбу, не желали иметь дела с лесничим.
В Круа осталось совсем немного лишенных клана. Еще один результат появления Тарл-ан-Гига и тех, кто следовал новому богу.
Мужчина перед Каханом пользовался порошком белого грима, а его рот обводила черная линия. У них были копья – самое популярное оружие жителей Круа.
Женщина стояла позади с детьми и держала оружие, готовая его метнуть, пока муж приближался к Кахану.
Мужчина держал в руках копье из блестящего клинка-дерева – и это было угрозой.
Кахан не носил оружия, только длинный посох, который использовал, чтобы пасти короноголовых. Мужчина приближался к нему, постепенно замедляя шаг, реагируя на рычание гараура, застывшего у ног лесничего.
– Сегур, – сказал Кахан, – иди в дом. – Он махнул рукой, резко свистнул, и длинное, худое, покрытое мехом существо повернулось и вбежало внутрь, продолжая рычать из темноты.
– Это твоя ферма? – спросил мужчина.
Краска клана указывала на незнакомое Кахану происхождение. Шрамы под краской говорили, что он, скорее всего, был воином. Наверное, считал себя сильным.
Но воины, которые служили Рэям из Круа, привыкли сражаться группами, сомкнув щиты и выставив копья.
Для схваток один на один требовалось иное умение, и Кахан сомневался, что мужчина им обладал. Такие вещи, как монашеская сутана и хорошая пища, принадлежали Рэям, особенным.
– Да, это моя ферма, – ответил Кахан.
Если бы жителей Харна попросили описать лесничего, они бы сказали «резкий», «грубый» или «немногословный», так и было на самом деле. Впрочем, сам лесничий объяснил бы, что он не тратит слова на тех, кто не хочет их слышать, – и это также честно.
– Большая ферма для человека без клана, – сказал солдат. – У меня есть семья, а у тебя нет ничего, и сам ты ничто.
– А с чего ты взял, что у меня нет семьи? – спросил Кахан.
Мужчина облизал губы. Он боялся. Он наверняка слышал истории от жителей Харна о лесничем, который живет на ферме возле Вудэджа и не боится заходить даже в Вирдвуд. Но, как и они, он считал себя лучше лесничего. Кахан встречал много таких людей.
– Леорик из Харна говорит, что у тебя нет клана, и она отдает мне эту землю по договору дарения. – Он достал пергамент. Кахан сомневался, что мужчина в состоянии его прочитать. – Ты не платишь Харну налоги, не поддерживаешь Тарл-ан-Гига и войну с красными, поэтому твоя ферма реквизируется. – Он выглядел смущенным; ветер разметал разноцветные флаги на ферме, и фарфоровые цепи зазвенели, ударяясь о темный камень дома. – Они прислали тебе компенсацию, – сказал мужчина и протянул руку с небольшим количеством монет – скорее оскорбление, чем цена за ферму.
– Этого недостаточно, чтобы купить ферму, и меня не волнуют боги, – сказал Кахан. Мужчина выглядел потрясенным столь небрежным святотатством. – Скажи-ка, ты дружен с Леорик?
– Я имею честь…
– Думаю, нет. – Лесничий сделал шаг, обходя мужчину так, что тот оказался между Каханом и женщиной с копьем.
Мужчина колебался между насилием и страхом. Лесничий знал, что ему не составит труда с ним разобраться.
Женщина не заметила, что ее линию атаки теперь перекрывал муж. Но даже если и заметила, Кахан сомневался, что она сможет сдвинуться с места, чтобы помочь, – ведь ребенок в страхе жался к ее ногам. Один удар в горло мужчины, и ему конец. Он сможет использовать тело в качестве щита и подойти к женщине прежде, чем она успеет бросить копье.
Но дети… Лесничий не был Рэем, чтобы бездумно убивать детей. Они расскажут о смерти родителей в Харне, что доставит радость Леорик Фарин, ведь она сможет предложить новых сирот в солдаты, вместо того чтобы растить как детей деревни.
Если он убьет мужчину и его женщину, то завтра – Кахан знал – ему придется иметь дело с толпой из деревни. До сих пор они его терпели, но если он убьет кого-то, чье положение выше, чем у него, все изменится. И тогда Леорик получит то, что хотела, – его ферму. Может быть, она рассчитывала именно на такой исход.
Мужчина смотрел на лесничего и отчаянно дрожал.