Было очень светло. Толстый, только что выпавший снег блестел красно-желтым отражением от языков на небе. На выступах Резиденции, на карнизах над окнами, на ризалитах и картушах лежал снег. И этот снег отсвечивал красными и желтыми бликами. Фасад выглядел так, словно его украсили гирляндами, кровавыми гирляндами.
«Сейчас оно придет снова, на этот раз оно заберет и меня, – подумал Антон Л., – тогда оно забрало всех. Прошел уже год. Прошел год? Нет, год еще не прошел…»
Не было слышно ни звука, все еще не было.
Языки продолжали опускаться, расширялись по горизонту, края языков, их выбросы, медленно приближались друг к другу. В одном месте, в том самом, где восточный язык должен был встретиться с северным, Антон Л. мог наблюдать (в других местах окружающие дома были слишком высокими): языки вроде как заволновались, изменили цвет с красновато-желтого на бледновато-желтый, стали лизать друг друга. В то самое мгновение, когда языки соприкоснулись, разразилась буря. Но прямо перед этим выскочила лошадь. Наверное, она все это время стояла, плотно прижавшись к стене замочка, поэтому Антон Л. видеть ее не мог. Это была большая светлая лошадь. Она галопом помчалась вдоль озера, так что за ней поднялось облако снега, и исчезла в темноте под деревьями и в непроглядной стене снега, ибо буря поднимала свежий снег на высоту дома и сметала гирлянды с фасадов Резиденции. Это была буря, гудящая, как грозный хор тромбонов. Она ударила по Антону Л., словно доска, такая плотная, даже телесная. Она смела бы Антона Л. с платформы на крыше замочка, если бы была одна, но это было четыре бури. Четыре доски ударили по Антону Л. со всех четырех сторон. На какое-то мгновение Антону Л. показалось, что его сейчас сотрет в порошок. Он на ощупь двинулся назад до выкованных из железа поручней с инициалами «А.Л.» и крепко в них вцепился.
Подобно другому, огромному, но черному коню, на востоке выросла стена из туч, словно табун коней, становившаяся все выше по мере накатывания волн. Небо, после того как языки отошли. стало темным, почти черным. Тучи теперь казались еще более черными, более низкими. Вдруг из тучи ударила молния, сразу же за ней последовал оглушительный раскат грома. Словно оттого, что молния попала в Антона Л., пушистая боль пронзила левую сторону головы сверху донизу, застряла с левой стороны шеи и оставила жгучий след от виска до самой шеи. Левым глазом Антон Л. видел лишь только кровавый огонь, левым ухом он ничего больше не слышал.
Теперь молнии и раскаты грома следовали друг за другом очень быстро. Каждый из них действовал на болезненный след в голове Антона Л. так, словно сквозь голову протягивали раскаленную цепь. Антон Л., прижимая руку к левому глазу, на ощупь пробрался к люку в крыше и спустился вниз. Он снял охотничью куртку, а также сапоги. Затем лег в кровать. Боль обострилась: слева в челюсти. Она наполнялась, словно опухоль, и импульсивно там бушевала. Это болел зуб, тот же, что и тогда, у военного памятника. Обо сне этой ночью никакой речи идти не могло. Тем не менее Антон Л. не мог сказать, когда же улеглась буря и снежный буран.
Утром стоял ледяной холод. Озеро было замерзшим. Еще до того, как взошло солнце, Антон Л., закутавшись в шарф, помчался в аптеку, находившуюся на другой стороне Луитпольд-аллее. Как бывшему ипохондрику ему были известны болеутоляющие средства. Ружейным прикладом он разбил стеклянную дверь, ногами выбил решетку. Он яростно прошелся по всем полкам: принял четыре таблетки аспирина, четыре – тогала, четыре – томапирина и четыре капсулы мелабона. В охотничьей сумке он сделал запас таблеток. (На подставке в аптеке стоял большой аквариум. В протухшей воде лежали скелеты рыб.) Когда Антон Л. снова вышел на улицу, то почувствовал себя очень странно. Он захромал на левую ногу. В животе появился шелковистый жар, на лбу выступил холодный пот. Не доходя до дворцового сада, он вырвал. Антон Л. доковылял до замочка и лег в постель. Боль немного утихла. Когда Антон Л – ему показалось, через продолжительное время – проснулся, зубная боль прошла, лишь в животе продолжало бурлить. Но это был всего лишь голод.
Антон Л. встал, спустился, бледный и заспанный, вниз и отправился в курфюрстскую кухню. Было светло, хмурый день. На дорожках лежал глубокий снег; он больше не смерзался.
В кухне на вертеле висел седьмой олень. Антон Л. был слишком голоден, чтобы разжигать огонь. Он достал охотничий нож и отхватил кусок полусырого мяса, посолил его и съел. Ему стало легче. Он съел еще один кусок, затем еще один. С новыми силами он вышел и снова возвратился к замочку. Заяц сидел перед дверью.
– Вот, – сказал Антон Л., – ты тоже это видел.
– Разумеется, – ответил заяц, – это навряд ли можно было не заметить.
– Что это было?
– Я думаю, – произнес заяц, – северное сияние.
– А ты уже когда-нибудь, я имею в виду раньше, видел северное сияние?
– Нет, – сказал заяц, – никогда. Но я представляю, что северное сияние выглядит именно так.
– Но это было на севере и на юге, на востоке и на западе.
– Я уже говорил, – повторил заяц, – этого не заметить было нельзя.
– Так значит это все-таки было не северное сияние?
– Я тоже над этим размышлял, – сказал заяц.
– А как размышлял?
– По-всякому размышлял.
– Может быть, это была всего лишь зимняя гроза? – спросил Антон Л.
– Зимние грозы случаются редко, – ответил заяц.
– Поэтому они такие призрачные и таинственные, – произнес Антон Л – Вероятно, все это имеет естественное объяснение.
– Вероятно, – подтвердил заяц.
– Поначалу мне стало страшно. Я даже подумал, что на этот раз оно заберет и меня.
– Такие издержки ради одного человека? – спросил заяц.
– Возможно, они кое-что на это израсходуют, подумал я, коль я уж все-таки самый последний.
– Не думаю, – сказал заяц, – все это имеет совершенно простое, естественное объяснение.
– Совсем простое?…
– Разумеется, если бы его понимать, – продолжил заяц, – если бы был, скажем, метеоролог или еще кто-нибудь.
– Гм, – недоумевал Антон Л, – Ты тоже видел лошадь?
– Я видел все, что видел ты.
Антон Л. обошел вокруг замочка. Заяц прыгал за ним. Следы копыт на снегу были уже размыты, но тем не менее проступали еще довольно четко.
– Тебе не привиделось, – подтвердил заяц.
– Нет, – сказал Антон Л., рассматривая следы копыт. – Это была реальная лошадь. Значит и остальное тоже все-таки было – я имею в виду, что все остальное тоже имеет естественное объяснение.
– Я только об этом все время и говорю, – продолжал заяц.
Антон Л. вернулся к двери замочка, заяц вместе с ним.
– Хочешь ко мне зайти?
– Спасибо, нет, – ответил заяц.
– Ну, ладно, – сказал Антон Л – Будь осторожен, чтобы тебя не нашли волки.
Заяц засмеялся и помчался прочь.
XIX
Красная стрелка на глобусе
В этом году настоящая весна пришла поздно. Правда, во время примерно десятой или одиннадцатой косули, чтобы считать вместе с Антоном Л., то есть примерно в конце марта или начале апреля, выдалось несколько теплых дней, но затем снова стало холодно и выпал снег. Лишь во время четырнадцатой косули холода отступили. Весна буквально ворвалась; ее словно удерживали взаперти из-за непомерно долгих холодов, она там бродила и закалялась и наконец окрепла так, что одолела запоры холодов, пронеслась теплыми ветрами над землей и всего за несколько дней покрыла все новой зеленью, и листья почти слышимо проклюнулись из ветвей. Вокруг замочка Антона Л., словно спущенные с привязи, из земли полезли вверх трава и сорняки. Едва ли можно было определить, в каких местах в прошлом году еще были проложены посыпанные щебнем дорожки. К тому же свое дело сделало и наводнение. Правда, наводнение до района Резиденции и дворцового сада не дошло, но и маленькое озерцо в парке вышло из берегов. В течение нескольких дней вода омывала стволы деревьев. Группы деревьев торчали из воды, словно острова. Выход из берегов маленького озера не казался угрожающим или опасным, скорее игрушечным. Когда оно снова приняло прежние очертания, то оставило за собой тонкий слой ила, который явно подействовал, как удобрение. Повсюду, куда доходила вода, трава и другая растительность росли вдвое быстрее, чем в других местах. Магазины и жилые дома на Луитпольдштрассе тоже были затоплены. Банк и магазин антиквариата, обстановку которых Антон Л. отправил в печь, имели с обратной стороны выходы в дворцовый сад. По причине того, что Антон Л. сжег тогда и двери, и дверные косяки, вода залила помещение до самой земли, где тоже, естественно, остался слой ила. Перед черным ходом банка буйствовали тернистые заросли. Антон Л. затоптал их и заглянул в кассовый зал. Помещение с высокими стеклянными витринами в сочетании со слоем ила-удобрения выглядело, скорее, как теплица. Из каждой трещины в паркете (его Антон Л. еще сжечь не успел) пробивался зеленый росток, причем в некоторых местах с такой силой, что паркет потрескался.