Бурлаки с “большой” прессы? или всё же листья, оторвавшиеся от дерева?
После того, как подписка на газеты и журналы с крахом КПСС в России утратила добровольно-принудительный характер, пресса разделилась на две категории. С одной стороны, существуют “большие” газеты, редакции которых явно или молчаливо поддерживают то, либо иное направление в политике и, как они сами полагают, способствуют расширению социальной базы полюбившегося им политического направления. С другой стороны, существуют разнородные периодические издания, которые представляются аполитичными, и чьи редакции преследуют цель дать читателю кое-какую полезную в повседневности информацию (где, что купить и т.п.), снабдить программой передач телевидения и радио на предстоящую неделю и дать развлекательно познавательную информацию, сенсацию, курьёз и т.п., чтобы читатель мог занять свое свободное время, например, в транспорте.
Это разделение прессы, не свойственное ей в дореформенные времена, явилось её реакцией на то обстоятельство, что рост цен с начала 1992 г., привёл к тому, что многие россияне просто лишились финансовой возможности выписывать привычные в прошлом “большие” газеты и журналы. К тому моменту, как кризис в России обрел устойчивый затяжной характер, в котором финансовое положение многих семей стабилизировалась и у них появилась карманная мелочь, далеко не все вернулись к прежней привычке чтения “больших” газет, явной или неявной политической направленности, так как за годы реформ у них сформировалось отвращение к политическим новостям, не зная которых, им психологически спокойнее жить. Поэтому, наряду с читателями, которые получают удовольствие от чтения “Советской России”, “Завтра” или “Московского комсомольца” и “Московских новостей”, есть довольно широкий круг людей, которые не читают длинные статьи интеллектуалов из “больших” газет и предпочитают смотреть телевизор. Они не купят “большую” газету, но готовы купить программу передач и наряду с нею прочитать сопутствующие программе статьи: и не более того.
Поэтому если рассматривать процесс воздействия прессы на коллективное сознательно и бессознательное общества в России, то следует сопоставить “большие” газеты, имеющие свое политическое лицо и идеологическую направленность, с “аполитичным” деидеологизированные чтивом, предназначенным для развлекательного чтения в электричках по дороге на дачу и т.п.
Начнем с явно политизированных больших изданий. “НГ-Сценарии” (Приложение к “Независимой газете”) № 6, май 1997 г. является примером издания такого рода. На первой странице два броских заголовка: “Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях ХХ века. Пораженчество современных российских либералов является продолжением пораженчества большевиков” - статья Александра Панарина; и “Что с нами происходит? Экономический и психологический кризис в стране разрушает российскую ментальность.” - статья Михаила Горшкова [1].
Прежде чем анализировать первую статью, приведем данные социологических исследований, сообщаемые во второй.
«В российском независимом институте социальных и национальных проблем (РНИСиНП) с 1993 г. по настоящее время выполняется проект социологического мониторинга массового сознания в условиях общественной трансформации. В рамках этого проекта проведено 11 общероссийских исследований в ходе которых особое значение придавалось изучению состояния и динамики ценностных ориентаций [2], социальных чувств и настроений населения России.
В каждом случае в 14 территориально-экономических районах РФ опрашивалось от 2000 до 2200 респондентов в возрасте от 18 лет и старше, представляющих 11 укрупненных социально-профессиональных групп населения (рабочие предприятий, шахт, строек; гуманитарная и творческая интеллигенция; инженерно-техническая интеллигенция; работники торговли, бытовых услуг и транспорта; служащие государственных предприятий и учреждений; военнослужащие и сотрудники МВД; предприятий малого и среднего бизнеса; студенты; пенсионеры; работники села; безработные).
Все исследования (последнее из них осуществлено в апреле 1997 г.) проводились методом интервью по квотной выборке с соблюдением пропорций состава населения по полу, возрасту, национальности, урбанизации среды и социально-профессиональной принадлежности. Результаты исследований, проводившихся по однотипной методике, с использованием однотипной структуры выборки, обеспечивают строгую сопоставимость [3] полученных данных и позволяют выявить не только особенности состояния массового сознания в данной конкретной ситуации, но и - что важно - динамику, направленность происходящих в нём качественных изменений под воздействием процессов реформирования российского общества.
«…»
Результаты многолетнего социологического мониторинга позволяют прежде всего сделать вывод о двух принципиально различных тенденциях в динамике базовых ценностных ориентаций населения России, имевших место за период с 1993 г. по настоящее время. Первая тенденция охватывает трехлетний период (1993 - 1995 гг.) и отражает устойчивость основных жизненных ценностей россиян. Не смотря на возникшую остроту материальных проблем, крушение многих прежних идеалов и стандартов жизни, иерархия ценностных ориентаций оставалась практически неизменной. В число ценностей-лидеров входили ценности, связанные с комфортностью внутреннего мира человека и его микромира: спокойная совесть, семья, друзья, интересная работа. В число же ценностей-аутсайдеров входили: власть, признание, успех; отмечалась также относительно небольшая значимость ценностей материального характера. (…)
Вторая тенденция начала проявлять себя с весны - лета 1996 г., действует по настоящее время и отражает качественные сдвиги в размывании ранее устойчивых и традиционных для России ценностных систем. Ценности духовно-нравственного характера, всегда преобладавшие в Российском менталитете [4], начинают вытесняться ценностями сугубо материального, прагматического характера. В отношении некоторых базовых жизненных ценностей знак их предпочтения сменился на прямо противоположный [5].
Так, если еще полтора года назад две трети населения России отдавали приоритет ценности свободы над ценностью материального благополучия, то в настоящее время две трети населения страны материальное благосостояние ставят значительно выше ценностей свободы [6].»
Далее сообщается, что если в прошлом до 95 % россиян на первое место ставили “спокойную совесть” [7], то в настоящее время её предпочитают «ценности власти, успеха, возможности влиять на другие [8] две трети населения.» Также сообщается, что «число людей, которые устремление к власти стали ценить выше сохранения спокойной совести [9], возросло за последний год в три раза, с 6 до 18 %».
«Заметно упала значимость Закона и таких демократических институтов, как многопартийность, представительные органы власти, выборы, референдумы [10]. И наоборот увеличилась поддержка многими людьми авторитарных методов управления, возросла значимость сильной личности, способной навести в стране должный порядок. В сознание большинства россиян всё явственнее укореняется убеждение в том, что в делах страны ничего не зависит от простых граждан, что обществом управляют те, у кого больше богатства и власти [11]. Более половины населения страны не уверены в том, что эффективных способов влияния на власть в России не существует. Отсюда рекордно низкий за все годы реформ уровень доверия населения ко всем политическим институтам в стране.
[1]
Михаил Константинович Горшков - генеральный директор РНИСиНП, первый вице-президент Российского общества социологов при РАН.
[2]
По-русски это называется нравственностью, чтобы уводить от существа проблемы, её следует назвать именем-знаком: данном случае “ценностной ориентацией”, “моделью ценностей” и т.п.
[3]
Это не совсем так, поскольку все приводимые таблицы не содержат информации о проценте отказов участвовать в исследованиях по отношению к общей численности выборки. Понятно, что при одной и той же численности выборки и даже одинаковой статистике в её пределах, если от участия в исследованиях отказался 1 % из числа тех, к кому обратились с вопросами - это один результат; а если 20 % - это совсем другой.
[4]
В “менталитете” - в смысле в мечтаниях - оно конечно так; в процессе выхода из кризисов в исторически обозримом прошлом - тоже так. Но в спокойной повседневности, скорее всего не так, иначе кризисам (вроде нынешнего) просто неоткуда было бы взяться: преобладание не в мечтаниях, а в повседневной жизни высокой нравственности и духовной чистоты - основа бескризисного общественного самоуправления.
[5]
По существу в обществе стало меньше ханжества, в условиях которого разглагольствуют о чистой совести, моральном облике и т.п. - на людях; а когда остаются в “своем кругу”, то предаются разнузданному разврату и прочей объективной порочности, носящей антиобщественный, антибиосферный характер.
[6]
Это кажущееся изменение оценок предпочтительности: со времен явного рабовладения в обществе существует устойчивое, но не всегда осознаваемое и потому не выраженное членораздельно ощущение того, что свобода - основа материального благополучия; а отсутствие материального благополучия - следствие несвободы, того или иного вида рабства. Соответственно нынешнее предпочтение материального благополучия для многих - вовсе не отказ от свободы и согласие быть сытно прикормленным рабом, а пожелание свободы, как сопутствующей материальному благополучию, утраченному в рабстве. Материально благополучное рабство в истории - исключение, а не норма.
То есть по существу говоря, социологи РНИСиНП увидели альтернативы там, где их реально нет, и потому некорректно задали вопрос, всякий ответ на который исключает выбор той или иной из померещившихся им альтернатив.
[7]
Совесть “спокойна” может быть в двух взаимно исключающих друг друга случаях: 1) когда она в конец отупела и спит в условиях надвигающегося бедствия (в каком состоянии пребывало подавляющее большинство населения СССР накануне перестройки и реформ) либо уже свершившегося народного бедствия и 2) когда совесть чиста.
То есть по существу говоря, в анкетном вопросе о спокойной совести скрыты две альтернативы: спокойно спящая совесть, позволяющая её носителю безоглядно злодействовать и чистая совесть, носитель которой и сам не злодействует и пресекает в пределах своих возможностей злодейства других.
То есть социологи РНИСиНП не увидели альтернатив там, где они реально есть и в результате чего получили неопределённый ответ на неопределённо поставленный вопрос.
[9]
Соответственно сказанному ранее, в этом ответе слились две возможные альтернативы: ко власти устремились люди со спокойно спящей совестью и люди, чья совесть проснулась, а власть для них не цель - а средство, чтобы пресечь бессовестные действия других.
[10]
Это и есть выражение того, что люди предпочитают свободу, а не видимость свободы при её реальном подавлении. Если обратиться к Словарю В.И.Даля, то слово «закон» в нём объясняется как стеснение свободы, а не её основа или средство защиты.
[11]
Если не изолировать это предложение от предыдущего, а смотреть на их пару, как на взаимно дополняющие, то в них также нет противоречия: ныне общество угнетают те, у кого больше богатства и власти, и потому в делах страны ничего не зависит от угнетаемых простых граждан; соответственно этим обстоятельствам нужна сильная личность, выражающая интересы простых граждан, которая наведет в стране должный порядок и восстановит свободу тружеников, подавив свободу паразитов.