А «горазды» они были сильно по-разному. В двух КБ — Микояна и Яковлева — было принято решение просто вместо мотора с пропеллером поставить реактивные, и НКАП утвердил постройку опытных машин весьма странного вида, где сопла установленных в носу двигателей «смотрели» назад и вниз посередине фюзеляжа. Павел Сухой взял за основу «мессеровскую» компоновку с двумя двигателями на крыльях, а Поликарпов…
Николай Николаевич стал разрабатывать маленький истребитель-перехватчик с одним двигателем, установленном в хвосте машины с компоновкой, близкой к компоновке ракетного «БИ-1» Березняка. И к этой разработке присоединился Роберт Людвигович Бартини — Алексей Иванович его направил в КБ Поликарпова «консультантом» после того, как в новой аэродинамической трубе ЦАГИ было выяснено, что самолет с прямым крылом «нормального профиля» на высокой скорости затягивается в пикирование, а Роберт Людвигович предложил способ устранения этого явления. То есть он очень теоретически предложил, однако товарищ Шахурин решил, что раз он теорию выдвинул, то пусть ее и в практику внедряет.
А вот два Владимира Михайловича — Мясищев и Петляков — от разработки реактивных машин «уклонились». У Петлякова забот хватало и по старым машинам: на Пе-2 активно внедрялось «новое крыло» — причем его ставили и на уже построенные самолеты, проходящие заводской ремонт. А перечень необходимых доработок для Пе-8 уже тянул на разработку нового самолета. Что же до Мясищева — он все силы прилагал к усовершенствованию М-2, причем не столько в плане улучшения характеристик самого самолета, сколько в части упрощения и удешевления его производства. Причем товарищ Мясищев требовал (и добивался) того, чтобы любые изменения технологии постройки самолета не ухудшали его летные качества — а в результате к конце сорок третьего года серийная машина полегчала почти на полтонны, и Сталин это «заметил».
А еще товарищ Сталин заметил работу Владимира Васильевича Уварова, разработавшего в ЦИАМе новый двигатель. По сравнению с существующими — слабенький и не очень надежный, но кое-что в этом моторе его внимание привлекло: при мощности всего в шестьсот с небольшим сил моторчик весил меньше четверти тонны и потреблял топлива (в пересчете на лошадиную силу) столько же, сколько авиадизель Чаромского весом изрядно за тонну. Причем, если верить товарищу Уварову, то с учетом дополнительной тяги, обеспечиваемой выхлопом этого турбинного двигателя, мощность его всего на треть уступала мотору АЧ-30. А использовать он мог не только керосин, как авиадизель, но и обычное дизельное топливо…
Понятно, что Владимир Васильевич мотор сделал экспериментальный, на самолеты его ставить нельзя — но ведь есть в стране конструкторы, которые — используя новые научные данные — и серийный мотор для самолета сконструировать смогут…
На этот проект Иосиф Виссарионович обратил внимание потому, что к нему с предложением «сильно помочь товарищу Уварову» пришел товарищ Петляков — который, после визита в ЦИАМ и долгого разговора с Владимиром Васильевичем, пришел к выводу, что с новым мотором Пе-8 (после существенной доработки) сможет нести свыше шести тонн бомбовой нагрузки на расстояние не менее пяти тысяч километров, причем со скоростью свыше пятисот километров в час. Ну да, экономия веса машины только на моторах достигала четырех тонн при существенном сокращении аэродинамического сопротивления. А так как работающие над атомным проектом ученые предполагали, что вес полученной бомбы всяко будет не менее четырех-пяти тонн, то вопрос о необходимости подобной машины сомнениям не подвергался.
В декабре сорок третьего года молодой конструктор Кузнецов, работающий под руководством товарища Климова на Уфимском авиамоторном заводе, изготовил «первую отечественную версию» немецкого реактивного мотора Jumo 004. И мотор сразу даже заработал, вот только проработал он всего пару часов — а затем развалился. Лопатки оторвались на турбине…
Однако все сочли, что подобный результат испытаний вполне неплох, а что касается случившейся аварии, то было бы странно, если бы ее не случилось — ведь у товарища Кузнецова не было ни малейшего опыта в разработке подобных двигателей, да и рабочие просто не знали, как правильно следует изготавливать отдельные его детали. В ЦИАМе были определенные наработки в этом направлении, поскольку Люлька уже сталкивался с проблемой обрыва лопаток, поэтому именно там был срочно организован отдел, исключительно этими вопросами и занимающийся. Правда то, что в отделе числилось всего три человека (включая секретаршу), быстрого решения проблемы совсем не гарантировало…