– Папа… – еле слышно прошептала она.
– Где твоя мама?
При слове мама девочка подняла голову и стала озираться по сторонам. Наконец она увидела ту самую женщину, которая кричала в дальнем углу двора. Но и она уже почему-то не бежала, а лежала на асфальте. Девочка протянула в ее сторону ручку и сиплым голоском прошептала:
– Мама!
Откуда ни возьмись, в пустынном только что дворе появились еще несколько таких же безобразных людей. Некоторые из них несли ножовки, столовые ножи или кухонные топорики. Михаил, расталкивая их, принес девочку к матери, которая нашла в себе силы подняться и, покачиваясь, пойти к ним навстречу, обливая слезами обезображенное язвами лицо. Но со словами: «Мишенька!», протягивая к нему руки, она опять опустилась на землю.
– Мишенька, Мишенька, наконец, ты нас нашел…
Беловский с удивлением присмотрелся к женщине и не поверил своим глазам:
– Лена?! Лена?! Это ты?
Лена обняла его ноги, прижалась к ним щекой и зарыдала. Михаил, с девочкой на руках, опустился перед ней на колени:
– Лена, что с тобой? Что тут происходит? Кто это? – спросил он, наблюдая, как сползшиеся со всех сторон скелеты рвут, режут на части и делят тех самых двоих, которые догоняли девочку.
Лена пробовала что-то произнести, но рыдания душили ее.
– Лена, Леночка, успокойся. Я тут. Все будет хорошо! – пробовал успокоить ее Беловский, обнимая ее плечи свободной рукой, но она лишь сильнее начинала рыдать. Наконец она немного успокоилась и смогла выдавить из себя:
– Мишенька, наконец, мы вместе!
– Вместе, конечно же, вместе!
– Мы так долго тебя ждали, Миша!
– Почему мы? Кто еще?
– Мы с Изволькой… – она кивнула на затихшую, на плече Михаила девочку.
– Это Изволька? – закричал он, – это Изволька?!
– Да, Миша. Это – твоя дочь…
– Моя дочь? – рыдая, воскликнул он, – но почему ты мне ничего не сообщала? Почему скрыла?
– Потому что ты – американский летчик. А я не хочу, чтобы у моей дочери был американский отец. Изволька – русская. Я ждала, когда ты тоже станешь русским. Я знала, что ты станешь опять русским!
– Я уже русский, Лена! Теперь я тоже уже русский! Ты даже не знаешь – что со мной произошло! Я тебе все расскажу! Я тебе такое расскажу! Я тебе все-все теперь расскажу! Теперь у нас будет много времени!
Беловский бережно снял маленькую Извольку с плеча, прижал к себе и посмотрел в ее личико. Она лежала с открытыми глазками и неотрывно смотрела куда-то в сторону.
– Что с ней, она спит?
Лена заглянула в глаза дочери и сказала:
– Нет. Она умерла…
Михаил хотел сказать, крикнуть что-то, но звук застрял в горле, как это бывает в страшном сне.
– Не нужно плакать, Миша – услышал он голос Тимофея, – что толку в запоздалых слезах? Лучше иди и спасай. Иди и спасай!
– Иди и спасай! – добавил Киприан.
– Иди и спасай! – послышалось отовсюду, пронеслось болью во всем разбитом теле и ударило электрическим разрядом в остановившееся сердце, заставив его снова забиться.
Отрицаюсь тебя, сатана!
Анатоль, видя, что Беловский потерял сознание, не стал больше его теребить, а стянул с койки одеяло, перекатил на него раненого и выволок его на открытую террасу. Все это время его деятельный ум один за другим прикидывал планы дальнейших действий, но он не находил ни одного подходящего варианта. Он был в безвыходном тупике и от этого чувствовал непривычную для него растерянность. Коэн взвешивал жидкие плюсы и жирные минусы ситуации и был почти в отчаянии от их соотношения:
1. Беловский был серьезно ранен;
2. Сам он неузнаваемо постарел;
3. Вольфу бомба оторвала ноги, и он умер, не приходя в сознание;
4. Вся остальная прислуга была усыплена, а потому ни к чему непригодна.
Особенно он сожалел о том, что был усыплен и доктор, который мог бы сейчас осмотреть Михаила. Это минусы. Из плюсов Анатоль нашел только три обстоятельства:
1. Он сам жив;
2. Беловский тоже пока не погиб, хотя дышит на ладан;
3. И самое главное – шейх получил сигнал о взрыве. Значит, есть немного времени.
Безвыходность положения раздражала Коэна. Он не привык к такому. Он впервые в жизни не знал, что делать дальше, с чего начать и чем закончить. Но и сидеть, сложа руки и смотреть на умирающего Беловского он тоже не мог. Прежде всего, он оторвал обрывки изрубленных осколками бомбы шорт с Михаила, снял с себя и с него поясные ремни и перетянул ими ноги лейтенанта, чтобы остановить кровотечение. Потом он сбегал к доктору, сгреб в какую-то коробку все, что только попалось на глаза, включая ноутбук медика, и притащил это на террасу, где лежал раненый.