Фо Минчжу споткнулся о камешек и с грязным ругательством растянулся на желтой, сухой глине:
— Проклятье!.. — с кряхтением мужчина перевернулся на спину и первой увидел морду ошарашенной лошади, что усиленно мусолила узду языком. Вид удивленной животины невольно рассмешил пахаря. Со сдавливающим грудь хохотом, он сел и оглядел себя и тут же нахмурился. Несчастная плетеная сандаля на честном слове висела на правой ноге, практически разорвавшись. Однозначно плохая примета…
Фо Минчжу поднялся с земли и стряхнул с рубахи и штанов пыль. Ощущение дурного предчувствия усилилось…
— Я сказал, мы не переедем! — ударив кулаком по столу, повысил голос Фо Минчжу. Полупустая похлебка в миске опасно подпрыгнула, грозя разлиться по столу.
Сидящая напротив Лянь Сянь, женщина средних лет со множеством веснушек и почти прозрачной радужкой глаз, скривила пухлые губы, с обидой уставилась на мужа. Несмотря на дневной зной, к вечеру на полях становилось до противного прохладно. Мать двоих детей куталась в старый, застиранный до дыр плед.
— Нам некуда переезжать, — отведя взгляд, тише проговорил кормилец и вновь принялся за похлебку. Помимо нее на столе стояло блюдо с блестящими от масла паровыми булочками и кусочки жареного тофу. — Тем более мы не голодаем.
— По-твоему, не голодаем? — Возразила Лянь Сянь, переводя взгляд на потрескивающую лучину. — Если кормить нужно было только себя, выжили бы и здесь, но растущим детям нужно что-то существеннее горячей воды и хлеба.
— Фо Синь почти взрослая, она может помогать мне в поле, а Фо Ань тебе в доме. Руки и ноги у него на месте, — выпивая остатки похлебки, утер рот ладонью Минчжу.
— Они еще оба маленькие. А’Синь всего восемь, а Ань’эру четыре.
— В их возрасте, я уже помогал отцу, — фыркнул мужчина с азартом выбирая одну из аппетитных булочек.
— И я могу помогать! — вдруг раздался детский, высокий голос.
Родители обернулись к двери в общую комнату. На пороге, сжимая сероватую ткань пижамы, стояла очень похожая на мать девчушка с всклокоченными волосами. Забавно морща аккуратный носик, она, казалось, вот-вот заплачет.
— Я могу помогать! — выкрикнула Фо Синь.
Фо Минчжу от души, запрокидывая голову, рассмеялся, а Лянь Сянь нахмурилась, поднимаясь из-за стола:
— Ты почему еще не спишь?
— Я хочу помогать папе! — девочка втянула носом и, дрожа, сделала шаг вперед.
— Я тоже… — сперва на свет показались маленькие пальчики с молочными ногтями, вцепившиеся в дверной косяк, потом макушка, а за ней большие, очень темные, почти черные глаза.
— Ань’эр! И ты?! — возмутилась Лянь Сянь.
— Мои молодцы, — пододвинувшись на скамье, Минчжу наклонился и раскрыл руки, предлагая детям нырнуть в свои объятия. Фо Синь со смехом быстро подбежала к отцу, крепко того обняв, в то время как Фо Ань, робко закусывая нижнюю губу, не торопился проявлять чувства.
Смирившись с неожиданным семейным собранием, женщина подошла к сыну и взяла того на руки, после чего вновь вернулась за стол. Фо Синь устроилась на колене у отца и схватила со стола булочку, быстро от той откусывая. Не голодая, она, скорее, просто захотела чего-то вкусного.
Муж и жена переглянулись. Фо Минчжу улыбнулся и Лянь Сянь последовала его примеру.
— Я тебе обещаю, все у нас будет хорошо, — кивнул мужчина. — Обязательно!
Горячий ветер трепал волосы и обжигал влажные от слез щеки. Фо Ань проплакал всю ночь и теперь покачивался, искал опору в сестре, но та тоже стояла нетвердо, напоминая одинокое молодое деревце в поле. Фо Ань шумно втянул носом и утер тот рукавом. Тут же дрогнул, вспомнив, как ругается за это мама и резко на нее обернулся. Но женщина ничего не заметила. Она вообще на него не смотрела. Стояла жесткой неподвижной фигурой с опущенными плечами. Ее чуть смуглая кожа высохла и стала похожа на тонкий, полежавший несколько дней на солнце срез бамбука, глаза завалились и стали походить на темные, высасывающие душу озера. Одного взгляда на мать хватило на то, чтобы Фо Ань вновь захныкал. Только в этот раз никто не бросился его утешать.