Толпа, опасаясь чего-то, не стала преследовать повозку дальше. Люди остановились, а когда повозка отъехала и приблизилась уже к воротам дома, все расселись на валуны, чтобы обсудить, смакуя, увиденное.
Армон все же не выдержал и, рыдая, бросился в дом, но Тарази остался стоять на месте, не желая выдавать свою растерянность и досаду.
Абитай хотел было уже объясниться, закипая от негодования, но, встретившись с холодным взглядом Тарази, опустил голову, деловито отвязывая какую-то веревку.
- Вылезай, дружище, приехали! - потянул он что есть силы веревку, которой была привязана за шею черепаха.
Черепаха еще раз посмотрела вокруг, как бы желая убедиться в том, что привезли ее на старое место. И когда неуклюже вылезла из повозки, Тарази заметил, что все в ней осталось таким, как прежде, вернее, все прежнее вернулось к ней - коричневый, с черными пятнами панцирь, чешуйчатые, слоновые ноги, поганая морда...
Прыгая с повозки, она нечаянно задела хвостом лошадь, та с неприязнью фыркнула, за что тут же получила от Абитая удар плетью.
Затем Абитай с презреньем посмотрел на черепаху, потянул ее к Тарази и сказал:
- Принимайте... Привез в целости-сохранности...
Черепаха почему-то не подняла морду, не глянула на Тарази, вся она была устремлена к воротам, желая поскорее скрыться от посторонних глаз. И не потому, что боялась чужих, просто ей хотелось тишины и одиночества, чтобы могла она своим плоским умом прерывисто, забывая предыдущее, обдуманное, поразмыслить над своим будущим житьем-бытьем.
Толпа зевак, пораженная размером черепахи, молчала, но какой-то шутник не выдержал и снова захохотал, показывая на зверя пальцем. Все разом вскочили, засвистели, запрыгали, да так, с такой непосредственностью, словно издевались над самым заклятым врагом.
- Ведите! - коротко сказал Тарази, и Абитай, суетясь, потянул черепаху к воротам, не забывая проклинать ее ежесекундно.
Тарази остался возле дома, не зная, что делать от растерянности, затем, сам того не замечая, направился к саду, и толпа, много слышавшая дурного о колдуне Тарази, испугалась. И, разом притихнув, стала спускаться, как будто кто-то снизу дал им знак.
Тарази постоял, поглядел, пока последний зевака не скрылся из вида, и зашел в дом.
Черепаха уже была заперта в своей комнате, и Абитай спускался с саблей по лестнице, да с таким видом, будто уже отсек черепахе голову.
Он думал, что весь распорядок дня будет прежним: слежка, дежурство у дверей черепахи, ловля змей в речке и лазанье по деревьям за яйцами птиц.
- Где Хатун? - Тарази глянул на его саблю.
- В деревне, - испуганно заморгал Абитай, но затем не сдержал себя и поднял крик: - А что вы думали? Этот подлец... кто знал, что он опять появится передо мной со своей поганой мордой! Я его хотел задушить - ведь как-никак она моя сестра... С ней удар случился, и отец ее оставил у себя. А в деревне суды-пересуды, кричат ей вслед: "Черепашья невеста!" - Абитай говорил и размахивал саблей. - А я? Выходит - я черепаший шурин.
Армон вышел на крик и незаметно стал сзади, и Абитай, увидев его, с мольбой протянул к нему руки:
- Ведь так выходит? Правда, в нашем роду встречались конокрады, но черепахи... А он захворал, как только мы приехали туда, перестал спать, а я, дурак, не догадывался, что у него по ночам опять растет хвост! А потом я хотел открыть дверь, разломал ее и вижу: сидит и весь с головы до ног черепаха... Молчит, не разговаривает. Я его, признаюсь, пару раз по панцирю, ведь обидно! Молчит, надулся, словно это я его заколдовал...
- Я приведу к вам отца, Тарази-хан, - сказал Армон, чтобы прервать душеизлияния стража.
- Хорошо, - кивнул Тарази.
- Как?! - поразился Абитай. - Отец ваш, господин судья, сюда пожалует? - И бросился вниз, в свою сторожку. - Надо побриться, такой гость... такой гость...
Тарази остановился возле дверей, но так и не решился открыть их и глянуть на черепаху.
Пошел к себе и стал ждать судью. Он думал о том, как убедительнее объяснить всю эту чертовщину с колдовством. От того, поймут ли они с судьей друг друга, зависит многое. И будущее Армона. Тарази уедет, но юноша не растеряется, будет увлечен новым занятием. А оно, кажется, не такое бесполезное, как тестудология.
А сам Тарази - вечный странник, ищущий истину, но каждый раз снова идущий по ложному кругу...
"Я начал тестудологию и сам же привел ее к краху", - печально заключил он...
VIII
Старик судья сдержанно подал Тарази руку и сказал без обиняков:
- Вас давно надо запрятать в тюрьму... бросить в яму к клопам - вот и сидите там и колдуйте сколько душе угодно, - но сказал тоном не совсем серьезным, как бы журя Тарази за чудачество... - Каждый день, поверьте, я получаю анонимки - народ требует, негодует, вот, и сегодня ввалилась ко мне в суд толпа и заявила, что на холме живет колдун... И что помогает ему мой сын - колдуненок, - метнул отец в сторону сына насмешливый взгляд. Благодари бога, что твой отец - судья, человек независимый, не подчиняющийся самому эмиру... К черту мне мое занятие - это кара! Я готов сегодня же отказаться от нее. Ай-яй-яй! От колдунов, правда, вас отличает то, что вы не танцуете вокруг жертвы в исступлении, не пускаете кровь петуха и не закапываете его голову с красным гребнем в золу... Хотя ваше дело - суета, ложь, и вы никогда не измените того, что сотворил всевышний в своем облике и виде... Вы дахри - жертвы заблуждения и гордыни. И вся ваша беда в том, что вас раздирают, как я понимаю, страшные противоречия... Вы, Тарази-хан, говорят, много странствовали по странам ажнабий-цев... Вот откуда эта ваша червоточина... Ажнабийцы воображают, что человек - пуп земли, царь природы, венец творения... посему ему все дозволено. Он мудрее всех, умнее, лучше всех... а это шепчет дьявол, все время накручивает вокруг головы человека, как чалму, аркан гордыни... но боюсь, как бы аркан этот не сполз ниже, вокруг его шеи, и не потянул человека на виселицу...
Но, с другой стороны, вы, выводя человека из животного, низводите его ниже всякой твари. Он уже не сам в петлю лезет, его на аркане тянут, как овцу...
Вы мечетесь, путь ваш ведет в тупик... и все оттого, что вы не знаете, что есть человек - царь или червь? Аллах скрыл от нас эту тайну...
"Он, оказывается, думающий и забавный человек", - подумал Тарази, с симпатией глядя на судью, который говорил все это, размахивая руками и почему-то ощупывая кончик носа.
- Сын мне рассказал о черепахе, якобы запертой в этом доме. - Судья снова сделался важным. - И просил побеседовать с ней, чтобы узнать кое-какие любопытные вещи... Мне эта беседа конечно же делает честь, но я надеюсь, что вы из меня не сделаете черепаху, чтобы мы понимали звериный язык друг друга?
- В этом нет надобности, - шутливо, в тон ему ответил Тарази. - Можете говорить с ней на человеческом языке. И она подтвердит, что никогда и никем не была заколдована...
- Тогда я поговорю с ней с глазу на глаз. Старая привычка судьи, простите. Но прошу вас стоять за дверью на случай, если она попытается говорить со мной на зверином языке. - Судья еще раз выразительно глянул на Тарази: - Признаться, когда я шел сюда, ожидал увидеть шарлатана, обманувшего моего сына... Вижу, что ошибся.
- Спасибо, это лестно для меня... Если черепаха попытается напасть на вас, это будет первый случай такого рода... Но все равно, мы все станем за дверью...
- Кто знает?! Кто знает, во что могла превратиться безобидная тварь после ваших опытов?! - усмехнулся судья.
- Кстати, отец, - вмешался в разговор Армон, - черепаха была судьей, так что можно свободно болтать с ней о правосудии...
- Ах, вон оно что! - сделал испуганный вид судья. - Я так и знал: тех, кто занимается этим недостойным делом, ожидает печальный конец. - И, не переставая шутить, пощупал свою голову: - Боюсь, как бы вам не пришлось и мне делать всякие вливания, когда у меня, скажем, вырастут рога или хобот...
- Можете положиться на мой опыт, - засмеялся Армон.