Какая-то дама с кислой физиономией выгнула шею, стараясь подслушать, о чем беседовали Эдвина и ее новоиспеченный жених. В ожерелье на ее толстой шее блестело больше бриллиантов, чем было веснушек у нее на лице.
– Прескотт, вы обладаете счастливым даром делать так, что люди вокруг вас чувствуют себя легко и непринужденно.
Он пожал плечами:
– Возможно. Никогда не задумывался об этом.
Эдвину удивляло, что Прескотт имел обыкновение отмахиваться от похвалы в свой адрес, как от чего-то не заслуживающего внимания. А может быть, просто он не считал заслуживающим внимания самого себя?
– Я имею в виду не ваш талант расколдовывать и приручать драконов, – пояснила она. – Я говорю о вашем даре принимать людей такими, какие они есть. По-моему, вы никого не судите строго, правда?
– Только себя самого, – ответил он. – Но зачастую это просто необходимо.
Прескотт вел Эдвину в сторону столовой, а вокруг них текла толпа. В воздухе витали ароматы лилий, роз, гвоздик, лаванды и французской фиалки, сливаясь воедино в удушающую смесь запахов, которые даже отдаленно не напоминали свежие цветы.
Эдвина только сейчас осознала, что Прескотт ведет ее по бальному залу таким образом, чтобы она, по возможности, не проходила мимо дам.
– Почему вы стараетесь, чтобы я избегала встреч с дамами? Потому что мужчины обычно не так любопытны?
– Просто для того, чтобы закрепить детали туалета, многие дамы используют булавки. – Прескотт торжествующе улыбнулся и посмотрел на Эдвину. – Не хочу, чтобы вы укололись.
– Ах! – Эдвина заморгала, поражаясь предусмотрительности Прескотта. И его трогательной заботе. Ей неожиданно пришла на ум древняя притча, которую однажды рассказал ее банкир. Наклонившись к самому уху Прескотта, она спросила: – Вы когда-нибудь слышали предание об иудейском проповеднике по имени Хиллель?
Он отрицательно покачал головой.
– Однажды к нему пришла группа язычников. Они сказали, что готовы обратиться в его религию, если он прочтет им все иудейское учение, стоя на одной ноге.
В глазах Прескотта промелькнул интерес, и Эдвина продолжила:
– Тогда проповедник встал на одну ногу и сказал: «Поступайте с другими людьми так же, как хотите, чтобы они поступали с вами. Все остальное является не чем иным, как толкованием этого мудрого изречения».
Лицо Прескотта озарила улыбка. Эдвина тоже улыбнулась, довольная тем, что ей удалось его позабавить.
– Вы именно так и поступаете, – заметила она. – И это очень… очень по-джентльменски.
Он по-прежнему продолжал улыбаться, однако от внимательного взгляда Эдвины не ускользнуло, что его глаза сразу потухли, и Прескотт мгновенно стал каким-то чужим и отстраненным.
– Я… я сказала что-то не так?
– Нет. Конечно же, нет. – Прескотт отвернулся и принялся внимательно рассматривать толпу вокруг них. – По-моему, мы уже пришли.
– Прескотт!
– Что?
– Пожалуйста, посмотрите мне в глаза.
Он шумно вздохнул, как будто хотел унять боль, и спокойно взглянул на Эдвину.
– Да, что?
– Извините меня, если я чем-то вас обидела. Я этого не хотела.
– Вы не обидели меня, – проговорил он сухо.
– Почему же у меня такое чувство, как будто вы только что мысленно хлопнули дверью?
Одно мгновение Прескотт пристально смотрел на нее, хмуря брови. Как будто эта женщина представляла для него некую загадку, которую он хотел разгадать. Затем его взгляд потеплел и он сказал:
– Уверяю вас, миледи, вы не обидели меня. Просто вы сказали… Просто я никогда не относил к себе понятие «джентльмен». Поэтому… – он пожал плечами, – мне стало немного не по себе.
Прижав ладонь к сердцу, Эдвина торжественно произнесла:
– Клянусь своей честью, что никогда больше не оскорблю вас, назвав джентльменом.
К ее величайшей радости, его взгляд еще больше потеплел, и Прескотт весело рассмеялся – именно такой реакции она и ждала от него. Затем он покачал головой:
– Должен признаться, миледи, вы совсем не такая, какой я вас представлял.
– Вот как? – Эдвина затаила дыхание, ругая себя зато, что для нее так важно его мнение.
– Ну, прежде всего у вас есть чувство юмора, и это прелестно. Когда я впервые вас встретил…
– Я показалась вам похожей на настоящую ведьму. Только помела мне не хватало.
Прескотт усмехнулся:
– Что-то в этом роде. Вы казались такой… ну… сдержанной и непроницаемой.
– Я такой и была, – сказала Эдвина, а потом спохватилась: – Я хотела сказать, я такая и есть! – У нее вспыхнули щеки. – Я имею в виду, что когда я с вами, я становлюсь другой.
Его красивое лицо расплылось в счастливой улыбке, от которой у нее стало светло на душе.
Поджав губы, она проговорила строго:
– Но я не позволю вам, Прескотт, отвлечь меня от главной цели. Я хочу сказать вам комплимент, чего бы мне это ни стоило…
Он округлил глаза, изображая удивление.
– Если это так необходимо…
– О да, это крайне необходимо. Хотя я не смею называть вас джентльменом, я со всей ответственностью хочу заявить, что другие люди чувствуют себя легко в вашем присутствии, потому что вы ведете себя как настоящий рыцарь.
Прескотт картинно приложил руку к сердцу:
– О, вы льстите мне, миледи.
– Это не лесть. Это похвала, которую вы заслуживаете.
Прескотт тепло улыбнулся Эдвине.
– Знаете, Эдвина, что меня в вас поражает? Вы умеете найти нужные слова…
– Однако совсем недавно я, сказав вам кое-что, попала впросак.
– Ну и что? Всем свойственно ошибаться. Однако вы умеете все сгладить. У вас ловко это получается.
– Благодарю вас, Прескотт. По крайней мере я стараюсь.
Они с нежностью смотрели друг на друга, и Эдвине показалось, что Прескотт только что приоткрыл ей завесу своей души. Как ни мало это было, она отдавала себе отчет, что едва ли он открывал кому-нибудь другому так много, как ей, и осознавала важность этого момента.
– Здравствуйте, леди Росс! – Дорогу им загородил тучный мужчина в ярко-синем фраке. Его белые бриджи имели такой покрой, что лучше смотрелись бы на более стройной, чем у него, фигуре. Лицо было угрюмым и неприветливым. – Добрый день, мистер Дивейн!
В тот же миг все разговоры вокруг прекратились. Всеобщее внимание было мгновенно приковано к Фредерику Милсборо, барону Оксли, и к намеченной им жертве. Этот влиятельный человек имел в светских кругах дурную славу самого злостного сплетника. Соперничать с ним по этой части могла разве что его старшая сестра виконтесса Лэнгстон. Брат и сестра даже внешне походили друг на друга. У обоих были длинные лошадиные лица, непокорные желтовато-коричневые волосы и кустистые брови, нависающие над карими глазами, от пристального взгляда которых становилось не по себе.
Лорд Милсборо гневно смотрел на Эдвину сквозь свой монокль.
– Слыхал, что вас, голубушка, можно поздравить. Но, признаюсь, меня несколько шокировал ваш выбор. Вы с вашим избранником не одного поля ягоды!
Все вокруг притихли, и наступила неловкая тишина. Прескотт повернулся к Эдвине:
– А знаете, этот человек прав. Из сирот обычно получаются неважные мужья, Эдвина.
– Вот видите? – Лорд Милсборо взмахнул тростью. – Даже он сам это понимает.
Возможно, присутствие Прескотта вдохновило Эдвину. Сама удивляясь своему ледяному спокойствию и уверенности в себе, Эдвина подхватила игру:
– Вот как? Я заинтригована. Ради всего святого, объясните мне, мистер Дивейн, возможные подводные камни такого замужества. Почему нежелательно выходить замуж за сироту? Возможно, послушав вас, я изменю свою точку зрения.
Прескотт задумчиво поскреб подбородок.
– Ну, скажем, во-первых, раз у меня нет родственников, некому будет приезжать и гостить у нас месяцами. К глубочайшему сожалению, в доме будет тихо и спокойно. Во-вторых, у меня нет страдающих старческим слабоумием престарелых тетушек и дядюшек, которым необходимы забота и внимание и которые нуждаются в общении с нами.