– Хорошего дня, господин Травников, – он уже раскланивался со своим коллегой, руководителем соседнего отдела, встретившимся ему у лестницы.
Тем, кто ниже по должности, он лишь кивал головой. Они явно не стоили его внимания. Зачем, вообще, на них тратить свое время? Батюшка про них говорил следующим образом. Мол, для нижних чинов ты есть и царь, и Бог. Говори с ними и поступай в отношении них соответственно. Тогда будут они перед тобой страх иметь и во всем слушаться, как отца родного.
Уже находясь в своем кабинете, чиновник вновь меняется. Вальяжно усаживается в кресло, откидывается на спинку. На краешке его стола уже стоял небольшой поднос с фарфоровой чашкой, от которой шел тонкий аромат крепко заваренного индийского чая. Вышколенный секретарь уже давно был приучен к такой встречи своего руководителя, возвращающегося с полдника.
– Хорошо…, ‑ Афанасий Полуэктович вытащил из потаенной полочки свою записную книжецу и принялся ее с удовольствием рассматривать. – Очень хорошо…
Настроение у него в этот момент было самое, что ни на есть благодушное. Скажем даже больше: настроение было в высшей степени превосходное. Причиной этого была одна, недавно появившаяся, запись в его записной книжке, в которой угадывалась круглая цифра с пятью нулями. Целым семь десятков тысяч рублей у него вчера на счету появилось. Как такому не радоваться? Еще немного и ему удастся один чудесный домик у моря прикупить, на который уже давно глаз положил. Это просто сказка, а не домик! Он, как увидел его фото на одном частном портале, так сразу же безнадежно влюбился. А, собственно, как не влюбиться в такую красоту? Чудесные средневековые башенки с остроконечными макушками, крытыми черепицей. Беседки в виде античных портиков, утопающие в цветах и скрытые от нескромных взоров декоративными деревьями. Внутренняя отделка из черного и красного дерева, дикий бутовый камень – гармоничное соединение теплого дерева и холодного камня. Как не желать этого?
– Еще совсем немного и он станет моим, – шептал он, уже представляя, как прогуливается по мощенным плиткой дорожкам своего уютного сада.
А сделал он за это самую малость. Считай, совсем ничего не сделал. Один документ подписал об изъятии дома. Главное, ведь ничего незаконного в этом не было. Представьте себе такое чудо! Он сделал то, что и так бы сделал, только чуть позже… Там имущественный спор должен был решаться между боярским родом Вяземских и каким‑то Бельским. Афанасий Полиэктович даже не поленился и порылся в архивах, чтобы что‑нибудь об этих Бельских разузнать. «Копать» особо глубоко не пришлось. Это совсем пустой род оказался. Старший в роду уже почил в бозе. Супружница осталась и мальчишка‑подросток. Куда им с Вяземскими тягаться? Лучше вон с каменной стеной бодаться. Будет гораздо больше толку. Словом, и риску здесь никакого не было. Только прибыток один.
Афанасий Полиэктович даже ножками притопнул от чувств. Почаще бы такие оказии с ним случались. Глядишь, тот домик давно уже был бы в его собственности. Может, если судьба к нему так благосклонна, он скоро еще и новую квартирку в столице осилит. Не все же к веселым дамах ходить. В его положении пора и актрису уже завести. Помниться в театре на Таганке одна такая подвязалась. Мечта просто, а не женщина. Афедрон такой, что не обхватить. А грудь…
К своему несказанному удивлению Афанасий Полуэктович вдруг почувствовал необычайное томление внизу живота. Организм старшего коллежского асессора явно воспринял его мысли, как призыв к действию.
– Надо Марьюшку позвать, – пробормотал он, ерзая на кресле. – Сейчас, сейчас, – потянулся к селектору и с силой нажал на кнопку; уж больно невмоготу становилось. – Мария Викторовна, мне бы кофею с корицей. Не соблаговолите приготовить? – добавил он с усмешкой. – Только корицы извольте добавить чуть больше обычного.
Кое‑кто бы тоже усмехнулся, услышав его фразу про кофей с корицей. В домах терпимости именно такими словами девушки подзывали очередного клиента. Мол, не желаете ли, господин хороший, откушать кофею с корицей. Коли изволите, можно корицы побольше положить. Поговаривают, что редкий клиент не соглашался на еще одну чашечку кофею с корицей.
Афанасий Полиэктович даже глаза прикрыл от предвкушения. Марьюшка ведь мастерица, как еще поискать. Так работает, что обо всем на свете забываешь. Старательная. Слово еще сказать не успеешь, она уже делает. Жалко будет такую работницу потерять. Надо будет намекнуть ей. Мол, соберешься уходить, в службу призрения звоночек поступит про плохое обхождение с сыном. Те разговоры разговаривать не будут, сразу без сына оставят.
– Проходи, проходи, Марьюшка, – елейным голосом проговорил он, услышав, как открылась дверь в его кабинет. – Что же ты так припозднилась? Я уже весь истомился… Хм…
Марьюшка не отвечала. Мужчина тут же открыл глаза и наткнулся взглядом на стоявшего на середине кабинета подростка. Невысокий, потрепанный какой‑то, с царапиной на лице, парнишка стоял и молча его рассматривал. Странно рассматривал. Нехорошо, как какое‑то мелкое и надоедливое насекомое, которое лучше прихлопнуть, чем терпеть.
Чиновник недовольно, даже возмущенно, засопел. Что это еще такое? Где его Марьюшка? Что это еще за ободранный пацан? Что он тут у него делает? Кто, вообще, этого убогого пропустил в его кабинет?! С каждым таким вопросом, всплывавшим в его голове, он закипал все сильнее и сильнее.
– Что это еще такое? Кто ты такой? Посыльный? Кабинетом ошибся? – грозно сдвинул брови Афанасий Полиэктович, поднимаясь с кресла; глаза метали молнии, вообще, вся фигура выражала угрозу. – Отвечай, кто таков? Ну?
Парень, по‑прежнему, ничего не говоря, медленно подошел к столу и кинул чиновнику какой‑то документ, удивительно напоминавший акт Регистрационного комитета об изъятии имущества. Сбитый с толку таким поведением посетителя, старший коллежский асессор тоже замолчал и взял бумагу в руки.
– Хм… Что такое…, ‑ он быстро пробежал глазами по тексту, узнавая недавно подготовленный им акт об изъятии родового дома Бельских. – Ну? Я не понимаю. К чему весь этот спектакль?
Где‑то глубоко внутри него шевельнулся какой‑то холодок. Возник такой небольшой комочек холода, предвещающий скорое наступление неприятностей. Только, с чего бы? Откуда могли взяться проблемы? Из‑за этой бумаги? Из‑за этого странного сопляка, так и не сказавшего ни слова? Бред! Он является старшим коллежским асессором, и занимают должность начальника отдела по учету недвижимости дворянского сословия, обремененного долгами. Его супруга двоюродная племянница самого начальника третьего департамента дорожного строительства столичного магистрата. Что его может угрожать?!
Чиновник с чувством смял документ и кинул его в подростка. После, издевательски ухмыляясь, потянулся к селектору. Пора было прекращать этот спектакль и вызывать службу безопасности, чтобы они вышвырнули это быдло из его кабинета. Или пусть лучше вдумчиво порасспросят его об этом визите. Может у Афанасия Полуэктовича недруг какой‑нибудь объявился.
– Я Бельский. Алексей Михайлович Бельский, – вдруг заговорил парень странным, чуть прерывистым голосом. – Ты мой дом разрешил забрать.
Будь Афанасий Полуэктович в другом, более выдержанном, состоянии, он бы быстро догадался, что посетитель его далеко не так прост, каким кажется. В этот же момент, ему и вовсе стало бы понятно, что дело идет плохому… Глаза у парнишку вдруг цвет поменяли с карих на иссиня черные. Словно нерадивый художник на портрете черной тушью залил глазницы. Страшным у мальца стал взгляд. Совсем неживым, застывшим, пронизывающим. Это должно было стать для Афанасия Полуэктовича первым звоночком. Второй звонок – это легкая серебристая дымка, что начала окутывать черные волосы парнишки. Казалось, его волосы сединой покрывались.
Ничего не понимающий чиновник еще тянулся к селектору, как тот на глазах затянулся полупрозрачной коркой льда. Натуральный, с мелкими пузырьками, лед покрывал пластиковый прибор с многочисленными кнопочками и дисплеем.
– Это … безобразие…
Куда только делся некогда грозный хозяин кабинета? Откуда появился такой возбужденный, бегающий взгляд? Не намочил ли он в штаны в добавок?