Глаза Асторе округлились, он охнул и навалился грудью на стол, уставившись на меня, похоже, даже не заметив, что я назвал его маленьким мальчиком, чего он обычно мне не прощал.
- Выходит, ей придется гореть в аду?
- По всему выходит так, - подтвердил я, стараясь не засмеяться. - Впрочем, это только ее дело. Если ее отец достаточно богат, он сможет купить ей отпущение грехов, и ад ей не грозит.
Асторе задумался. Я стал рассказывать ему о других событиях дня, он слушал не перебивая, разве что поинтересовался, сколько денег синьор Браччано собирается попросить для укрепления городских стен, и заметил, что не хотел бы превращать Фаэнцу в неприступную крепость, не говоря о том, что это чересчур дорого. Я поспорил с ним, сказав, что если придется воевать, то крепостные стены сослужат хорошую службу, и он, чуть подумав, согласился. Потом он сказал, что устал и замерз, и отправился принимать ванну, оставив меня в одиночестве. Через некоторое время явился слуга, сказавший, что Асторе зовет меня. Я был немного раздосадован, потому что собирался уже идти спать, но на просьбу брата не откликнуться было нельзя, и я пошел к нему в спальню.
Он лежал на широкой постели под пологом из темно-бордового бархата, всегда напоминавшего мне цветом кровь, закутавшись в покрывало до самого подбородка, и смотрел на меня своими по-детски огромными голубыми глазами.
- Знаешь, я не могу заснуть, - пожаловался он, когда я уселся возле него. - Ты не мог бы почитать мне что-нибудь?
- Вот еще, - фыркнул я. - Ты уже не маленький, а я тебе не нянька.
- Пожалуйста, Оттавиано. Где-то тут у меня была книжка про Парсифаля...
- Я думал, сказки тебя уже не интересуют. - Порывшись в стопке книг на столе, я вытащил потрепанный томик в переплете из вытертой кожи, который хорошо помнил еще с раннего детства. Признаться, сказки были интересные и увлекали меня самого, так что я втайне порадовался выбору Асторе. Маги и рыцари, красивые дамы и коварные злодеи, и неизменно счастливый конец - все так, как и должно быть. Наверное, не случайно мы так любили эти истории, раз уж наш отец носил имя Галеотто, ведь именно так звали рыцаря, нашедшего Святой Грааль... Я принялся за чтение, и Асторе со счастливой улыбкой закрыл глаза.
Я улегся подле него на кровати, и вскоре книга выпала из моих рук. Не то чтобы история Парсифаля была неинтересной, но я действительно утомился. Кажется, я даже забыл задуть свечи... Хорошо, что у меня есть Асторе, блаженно подумал я, обняв его и проваливаясь в дремоту. Рядом с ним было так тепло и уютно, что сон сморил меня почти моментально.
Утром, проснувшись возле еще спящего Асторе, я долго тер глаза и недоуменно думал, что это на меня накатило, что я как маленький улегся спать у него под бочком. Не скрою, его присутствие успокаивало, а спать вдвоем было гораздо теплее, чем в одиночестве... И все же я мысленно выругал себя.
Асторе, казалось, не придал моему малодушию особого значения. С тех пор он и сам пару раз прибегал ко мне в кровать, когда не мог уснуть, и я никогда его не прогонял, понимая, что малышу может быть страшно или просто холодно. Я читал ему или рассказывал разные истории, пока он не засыпал.
В то лето его мать вернулась из Болоньи. Это была уже не та женщина, которую я помнил, но и ее сын не был прежним маленьким ребенком. Асторе встретил донну Франческу с подобающей герцогскому достоинству важностью, и держался почтительно, но отстраненно. Похоже, он не смог простить ей того, что она так быстро забыла отца и оставила сына. Донна Франческа сказала, что привезла печальные новости, и я навострил уши. Прикладывая к глазам батистовый платочек, она сообщила, что мой брат Сципионе был убит в Болонье во время уличной драки в конце прошлой осени. Ее голос был печален, но я-то знал, что она не испытывала по поводу гибели Сципионе ни малейшей скорби: мы трое были для нее детьми любимой моим отцом женщины, так что в душе ее, должно быть, царило теперь мрачное удовлетворение, когда она видела мои судорожно сжавшиеся кулаки. Я заплакал, вспоминая своего старшего брата, который имел обыкновение издеваться надо мной, но которого я любил, несмотря ни на что. Донна Франческа сочувственно помолчала, а затем повернулась к Асторе и ласково ему улыбнулась и сказала, что ей удалось добиться заключения его брака с дочерью герцогини Катерины Риарио Сфорца. Услышав такую новость, Асторе лишился дара речи, а потом сказал, что не желает жениться, потому что не чувствует себя готовым повторить судьбу своего отца. Я, несмотря на всю свою печаль, восхитился его выходкой, отметив, как побледнело от ярости и обиды лицо моей мачехи. Со скучающим видом Асторе заявил, что хотел бы прежде понять, какие выгоды сулит ему самому этот брак. Донна Франческа воодушевленно и немного фальшиво начала говорить о половине владений в Романье, которые получит Асторе как приданое, но мальчишка зевал во весь рот и перебрасывал из руки в руку мячик, проявляя к ее словам не больше интереса, чем к пению скворца за окном. В итоге, проведя в Фаэнце чуть больше недели, донна Франческа отбыла в Болонью к старому герцогу Джованни, подавленная тем, что ее сын перестал быть прежним послушным мальчиком. Надо заметить, она убралась как раз вовремя: горожане, так и не простившие ей смерть моего отца, начали роптать, встревоженные ее приездом, и неизвестно, чем мог бы окончиться для нее более долгий визит.
Вечером после ее отъезда Асторе пришел ко мне в спальню.
- Можно? - спросил он, залезая ко мне под одеяло.
- Валяй. - Я подвинулся, давая ему место, и он прижался ко мне.
- Оттавиано, я ненавижу свою мать, - прошептал он, глядя на меня расширенными глазами, в которых были растерянность, недоумение и отчаяние.
- Я тебя понимаю. Если ты заметил, вся Фаэнца испытывает похожие чувства.
- Да нет же. Что ты ее ненавидишь - это ясно, потому что она тебе не мать, а то, что про нее говорят... Ведь я же знаю, почему Франческо и Сципионе покинули Фаэнцу, и догадываюсь, почему случилось так, что Сципионе погиб. Я не помню отца, но помню синьора Альти... Скажи, Оттавиано, разве наш отец был похож на Альти?
- Нисколько. Я до сих пор скучаю по нему.
- Какой он был?
- Ну... Он был, пожалуй, плохим правителем, но замечательным отцом и просто хорошим человеком, - улыбнулся я. - Достаточно сказать, что он не расставался со шпагой даже в постели, а высшей степенью благородства считал доблесть полководца на поле боя. Он был солдатом, а не герцогом. Франческо говорил, что у него никогда не было денег, потому что он слабо разбирался в городских делах и не умел считать казну. Но это не так уж и важно, я думаю. Его любили простые люди... Когда он погиб, сотни горожан бежали к крепости, чтобы расправиться с его убийцами.
- Я хочу быть похожим на него, - вздохнул Асторе. - Если бы я был постарше, то сделал бы так, чтобы эта женщина, которая называет меня своей матерью, никогда не возвращалась в Фаэнцу!
Я кивнул, невольно соглашаясь. Донна Франческа могла бы разозлить даже святого.
- А теперь вот она задумала меня женить, - возмутился Асторе. - Ну сам подумай, что я буду делать с женой?
- Да уж, ты еще маловат, чтобы знать, что с ней делать, - сочувственно сказал я.
- Заткнись. Сам-то ты будто такой уж взрослый!
- Меня никто пока не собирается женить, - поддел я. - Но я думаю, что сейчас тебе вряд ли придется познакомиться с супругой, так что можешь успокоиться.
- Надолго ли?
- Лет на семь-восемь, если твоя матушка до тех пор не передумает.
- И на том спасибо. - Он замолчал, глядя в потолок, потом закрыл глаза и отвернулся. - Спокойной ночи, Оттавиано.
Время шло, донна Франческа не возвращалась, и мало-помалу жена Асторе превратилась для нас в предмет шуток, а потом и вовсе в сказочный персонаж, наподобие тех, что кукловод прячет в свой ящик после представления. Я подтрунивал над братом, говоря, что в следующий свой визит его матушка непременно привезет его невесту с собой, и тогда ему придется доказывать, что он настоящий мужчина. Он поначалу сердился, а затем смеялся вместе со мной, и, наконец, вся эта история с женитьбой почти совсем забылась.