«… Дорогая сестра! Я смиренно прошу простить мне, вернувшейся в мир, мою дерзкую просьбу, которую я сейчас тебе изложу…»
Господи помилуй, письмо, адресованное настоятельнице! Когда-то она получала письма из большого мира, а потом, видимо, полностью оборвала с ним связи. Читать их нельзя? Тогда почему она сохранила это письмо? В конце концов, Матушка умерла и вряд ли будет в обиде, если ее приемная дочь узнает о ее сообщениях с друзьями вне монастыря.
«…Мне надо пристроить на воспитание сиротку, дорогая сестра. Почему я пишу тебе, в такую даль? Дело как раз в том, что я бы желала, чтобы эта девочка воспитывалась как можно дальше от своей родины. Она – незаконный ребенок, мать ее погибла, а отец пережил столь тяжелое душевное потрясение, что может и не выкарабкаться после него. Кроме того, за этим ребенком по пятам следует та сила, которую я не хочу упоминать в разговоре с тобой, Благочестивая мать. В нашей округе творится что-то странное, и, возможно, лишь удалившись отсюда, можно спастись. Эта девочка – та, которую можно отослать без особых возражений от кого бы то ни было, – чего, увы, нельзя сказать о ее единокровной сестре и двоюродном брате. Как знать, – возможно, удалив эту сиротку из родных мест, я спасаю ее. Я не стала дожидаться ответа от тебя, – время дорого. Женщина, что передаст тебе это письмо, – кормилица девочки, о которой я пишу. Она знает, что ее путь – дорога в один конец, и готова остаться у вас, также она передаст тебе некую сумму золотом. Я заранее благодарна тебе, милая сестра, ибо знаю, что ты не откажешь мне в просьбе, продиктованной христианским милосердием. Вечно возношу за тебя молитвы Господу и всем святым, твоя недостойная сестра W., известная тебе под именем Юдиты. Таус, Священная Римская Империя, июнь 1728 года»
***
– Таус? – не поверила я. – Так ты, выходит, из тех же мест, что и я? Послушай, так не бывает…
– Я сама не верила в такие совпадения, но они случаются, – она покачала головой.
– Так кто же он был, твой отец? – снова спросила я.
– Я тогда так и не узнала его имени, – ответила Магда. – Хотя узнала многое. Ну что, спать?
Я пожала плечами. Цыганочка, не отрываясь, вглядывалась в лицо Магды, – и глаза ее были такими завораживающими, словно вместили в себя все небо над этим лесом. Она молчала, – и Бог весть, что было у нее на уме.
Мы спокойно проспали ночь, а утром, до света, я взяла самострел и пошла по лесу в надежде добыть какую-никакую дичь.
***
– Слушай, Утеха, я к тебе в няньки не нанималась. Вот зачем ей глядеть, как птицу щиплют?.. Иди к матери, малая. Иди-иди.
– Беее… Ведьма настоящая!
– Розита, милая, показывать язык неприлично. И хватит, в самом деле, надоедать тетушке.
– Мааам, а смотри какие у меня перышки, словно арфа в театре. Тетя Фло сказала, что этого птица звали тетерев, и он был кобель, ну а теперь он умер, и мы его съедим… Нет, Кристо, нет! Это мои перышки!.. Ну лааадно, Бог с тобой. Тетя Фло, а есть еще такие же?
***
Мы снова шли до полудня. Теперь по пути нам не попадались не то, что следы людей, – но даже поставленные странным порядком древние камни. Видимо, эти леса не видели человека очень, очень давно.
– Мне кажется, это уже не наш лес, – говорил Готлиб. – Мы могли и не заметить, как вышли в другой мир. Прислушайтесь, здесь и звуки другие, и воздух пахнет по-другому. По-моему, здесь нет и никогда не было людей.
– Не говори глупости, – отвечала Мадлен. – Иначе я начну верить, что мы никогда не выйдем из этого леса и не прибудем в нужное нам место.
– Мы выйдем, светлая госпожа, – кланялся ей Готлиб. – На самый край сделаем крюк в несколько дней. Птицы здесь говорят на том же языке и не откажутся указать нам путь.
– Ой, а что там за птички, Готлиб? – вклинивалась везде успевающая девчушка. – Вооон там, на веточке, словно беседуют.