– А вы, вероятно, представляете обвинение? – гневно сузив глаза, спросила Амалия. – Или вы из числа заинтересованных лиц? Тех, кто непременно желает «утопить» этого человека?
– Для начала, уважаемая баронесса, я желаю вам добра, – улыбнулся незнакомец. – Ваша репутация, которая и так держится на волоске, может сильно пострадать в том случае, если ваше имя будет употребляться в связке с именем этого человека... Ваши высокие покровители могут отвернуться от вас, и все может кончиться… Скажем, длительным заточением в монастыре. Вы уже в курсе, что следствием установлено тождество обвиняемого с шарлатаном по имени Трисмегист, который вертелся при дворах разных правителей, дуря головы и загребая деньги? И да, в связи с этим заинтересованные лица тоже имеются: пострадавших от этого афериста довольно много, причем весьма влиятельных пострадавших. Не все хотят светить свое доброе имя в этом процессе и могут предпочесть старое-доброе заказное убийство, в котором нечаянно может зацепить кого-то из близких… Что вы, я далек от мысли вас напугать, – просто предупреждаю. Скажите, какое впечатление сложилось у вас по прочтении его письма?
Амалия пожала плечами и отвела взгляд.
– Письмо как письмо. Очень личное.
– Что ж, сударыня, рад был с вами побеседовать, а теперь имею честь откланяться. Встретимся в Праге, верно? – господин с неприметным лицом широко улыбнулся.
Амалия вздрогнула. Именно этой фразой закончил свое письмо тот, кто назвался ее кузеном.
***
– Мне надо сказать вам несколько слов, Джеймс.
Наемник прусской армии Джеймс О’Райли, бедный ирландский дворянчик и лейтенант пехотного полка, с чьей-то свитой прибывший ко двору принцессы Софи-Вильгельмины в Байройте несколько дней назад, обернулся, сразу узнавая этот голос.
Она стояла в трех шагах позади, возле дверей конюшни, одетая для верховой езды – в бирюзовую «амазонку» и облегающий черный кафтанчик. Та самая невероятно красивая надменная барышня, за которой он попытался безуспешно ухаживать, но быстро бросил это дело, задетый ее злыми насмешками и неприступностью. «Чертова фифа, – подумал он и в этот раз. – Придворная кукла без души и сердца. Впрочем… Боже, до чего хороша!»
– Чем могу служить, мадемуазель? – вежливо произнес он вслух.
– Чем вы можете служить? – задумчиво переспросила она, пока он лихорадочно пытался вспомнить ее имя. – Ну скажем… Поддержкой. Советами. Возможно – оружием. Я поняла, что не смогу сама разрубить тот узел, который завязывается вокруг меня сейчас, а потому, вопреки своему обыкновению, решила прибегнуть к посторонней помощи… К помощи человека, который, в отличие от многих других, выглядит честным.
«Амалия, – наконец вспомнил он. – Точно, ее зовут Амалия!» Имя, которое перекатывалось на языке, словно гладкий и сладкий камешек… Нет, она вовсе не выглядела беззащитной или умоляющей. Она просила его о помощи как равного, но более сильного. Как честного – того, кто при удобном случае не воспользуется ее слабостью. Что ж…
– Рад буду помочь вам, мадемуазель. Более того, – почту за честь… Единственное: мне все ж хотелось бы знать поточнее, в чем она будет состоять, эта самая помощь.
– Мы можем немного проехаться с вами по лесу, – ответила Амалия. – Вот по дороге и расскажу. Подождите меня немного, сейчас я возьму свою лошадь…
***
– …Словом, завтра я уезжаю в Прагу, – задумчиво сказала Амалия уже на обратном пути, завершая долгий разговор. – Честно говоря, сто лет не была там – и вообще в Богемии, – я стараюсь избегать всего, что связано с моей неудавшейся прошлой жизнью…
«Какая, к дьяволу, неудавшаяся жизнь?! – Джеймс внутренне закипал. – Тебе всего двадцать восемь, какой чертов дурак вбил в твою голову, что для тебя все уже в прошлом?»
– Я планирую остановиться в доме, принадлежащем моему покойному отцу, – продолжила прекрасная баронесса. – Он уже лет семь как стоит пустой. Вы можете разместиться там же, чтобы не платить за гостиницу, – комнат полно. Это… Будет даже желательно. Дело в том, что там остановилась моя болящая тетушка, которая… Словом, при вас, друг мой, она не накинется на меня с упреками. А может, – наоборот, будет лучше, чтобы меня никто не видел с вами рядом, – только так вы сумеете мне помочь… Далее… У меня будет свидание в стенах тюрьмы – точнее, очная ставка – с арестованным, которого считают самозванцем. Уж не знаю, что это за ловкач пытается изобразить моего покойного кузена Альберта, но его письмо, в котором он звал попрощаться с нашей серьезно занемогшей тетушкой… Словом, независимо от того, смогу ли я его опознать или нет, я должна буду выступить свидетельницей на судебном процессе. Думаю, там будут и те, что мне угрожали. Сейчас им просто не выгодно меня трогать – выгоднее запугать и дождаться того, что я скажу именно то, что они хотят услышать. Что этот человек – самозванец. Но я и сама могу сказать это, безо всякого шантажа и угроз, – если это, конечно, правда. А если это ложь, то… Выходит, десять лет назад Альберт остался в живых?! Знаете, Джеймс, я решила: на суде я в любом случае скажу правду, какой бы она ни была. Беда в одном: правда может стоить мне свободы или даже жизни, а потому сразу после суда я должна покинуть страну как можно быстрее и сбежать как можно дальше. Вы бывалый человек, и я прошу: помогите мне в этом…