— Загвоздка в том, что мы не знаем, когда они вернутся, правда? — мягким тоном спросил посланник тонгов. — Мы опасаемся поэтому, что пока что со всей этой епископской проблемой нам придется справляться без помощи извне.
Я через мгновение кивнул.
— Возможно, вы правы, — ответил я. — К счастью, на нашей стороне есть могущественный союзник, на помощь которого мы всегда можем рассчитывать.
— Бог помогает тем, кто сам себе может помочь, — немедленно ответил он, зная, о каком союзнике я думаю.
— Бог гордым противится, а смиренным дает благодать, — ответил я. — А поскольку, как вы хорошо знаете, нет среди народа Божьего племени более смиренного, чем инквизиторы, я свято верю, что и на этот раз мы можем на нашего Господа рассчитывать в беде.
Затем мы расстались, потому что больше нечего было сказать, а я погрузился в мрачные размышления. Вот, поступая на службу в спокойный, зажиточный Вейльбург, я знал, что у меня может не быть много возможностей проявить мужество в борьбе с еретиками, ведьмами, демонологами или самими демонами. Я знал об этом, и хотя это не доставляло мне удовлетворения, я мог с такой судьбой смириться. Но мне совсем-совсем не нравилось, что я окажусь между враждующими политическими фракциями, которые, что еще хуже, сражались не за политику или идеи, а за финансы. А борьба за деньги имеет ту особенность, что вызывает величайший гнев как у того, кто эти деньги хочет забрать, так и у того, кто их не хочет отдавать. Понятно поэтому, что меня не восхищала мысль о том, что не только я сам встану на пути этих двух волн гнева, но, вдобавок, встану как инквизитор, как начальник инквизиторов Вейльбурга, а значит, как человек, на которого, в случае чего, ляжет ответственность за все катастрофы, бедствия и даже просто неприятности.
Конечно, вы можете мне верить, милые мои, что уже после первого разговора с посланником тонгов я старался уведомить начальников о том, что ситуация требует их скорейшего возвращения. Проблема, однако, заключалась в том, что посланные мной гонцы пока не вернулись ни с какой вестью, ни с хорошей, ни с плохой. Я лишь надеялся, что все разъяснится, прежде чем будет объявлен карантин и прежде чем архидиакон прибудет в город. Но это должно было случиться уже скоро, в ближайшие дни. Я был всего лишь простым инквизитором, не только не вовлеченным в интриги, но и не разбирающимся в них, и не желающим в них разбираться. Да, не так давно мне предлагали возглавить один из крупных отрядов Святого Официума, но с тех пор как я отказался от этой чести (хотя позже узнал, что это могла быть вовсе не честь, а ловушка), моя карьера не только зашла в тупик, но и прямо-таки утонула по шею в грязи. Вдобавок ко всему, ко мне прицепилась опасная болезнь, которая больше года держала меня в бессознательном состоянии на больничной койке. И слава Богу, что единственное, что у меня осталось после этой таинственной болезни, — это спутанные сны, иногда страшные и грозные, иногда странно сладкие… Туман, светловолосая женщина с красивой улыбкой и кремовой кожей, большой, дружелюбный пес, а на фоне всего этого кровь, черная магия, какая-то мрачная, грозная старуха, пылающие демоны, неживые люди, бредущие по лесным чащобам, мертвые дети, повешенные на дереве — эти образы проносились в моих снах, неведомо откуда явившиеся, потому что ведь не из реального мира, где ничего подобного со мной никогда не случалось…
Вставая со скамьи, я решил, что немедленно пошлю еще гонцов, как в Лимбург, так и в Кобленц. Особенно меня удивляло отсутствие ответа на первое письмо, потому что Лимбург был близко, и гонец давно должен был вернуться. Если только он не нашел там моего товарища, узнал, куда тот направляется дальше, и последовал за ним. Да, могло быть и так.
Предвосхищая события, милые мои, скажу сразу, что намеченных гонцов я действительно успел послать, но у меня уже не было никаких шансов встретить ни их самих, ни ранее посланных их товарищей. На следующий день в полдень был объявлен карантин и закрытие городских ворот, а всем, независимо от происхождения, возраста, пола и профессии, было запрещено как покидать Вейльбург, так и прибывать в него. Запрещено под страхом смерти, который должны были приводить в исполнение солдаты, принадлежавшие князю-епископу. И уже в первый день все, кто опрометчиво решил пренебречь карантином, могли на собственной шкуре ощутить, что это исполнение идет епископским отрядам быстро и ловко.