Затем он поднял вторую руку и сплел обе пальцами так крепко, что у него даже хрустнули суставы.
— Вместе, мастер Маддердин. Вы и мы, — решительно добавил он.
Что ж, Инквизиция, как правило, смотрела на горожан более благосклонно, чем на аристократию, может, потому, что люди слишком влиятельные, слишком богатые и наделенные вдобавок привилегиями и иммунитетами были для Святого Официума в некотором роде опасны. Мы бы не возражали, чтобы все на свете стали равны, а мы бы за этим равенством следили и разрешали все споры… Пока что, однако, реальность была такова, какова была, и заносчивая, самодовольная аристократия иногда пыталась даже доказывать, что на нее не распространяются святые предписания и запреты Инквизиции. Поэтому возникали разногласия и недоразумения, когда эти ошибочные мнения нам приходилось объяснять слишком уверенным в себе благородным в подземельях, допросных комнатах или на кострах… Но, Богом клянусь, это случалось не так уж часто, как могло бы случаться.
Вид зала заседаний ратуши превзошел мои ожидания, потому что, хотя я и знал, что члены совета любят роскошь, я не думал, что до такой степени. Кроме того, Вейльбург не был ведь ни большим городом, ни крупным центром торговли или производства. Конечно, он ни в коем случае не был бедным, но по сравнению с таким Кобленцем, Аахеном, Кёльном, Любеком, не говоря уже об Энгельштадте или Хез-Хезроне, он мог сойти за бедного и застенчивого родственника из провинции.
По обеим сторонам помещения стояли мраморные статуи одиннадцати апостолов, к числу которых был присоединен, как я с удовлетворением констатировал, Марк Квинтилий, уважаемый нами товарищ и друг Иисуса Христа, завоеватель Рима и основатель Святого Официума. А стена напротив входа была от самого верха до самого потолка застеклена витражами, изображающими Иисуса, парящего над землей во главе небесной армии Ангелов. Поскольку зал заседаний был обращен окнами на юго-запад, теперь клонившееся к закату солнце оживляло и расцвечивало цветные стекла оранжево-красными бликами, а мечи в руках Ангелов, казалось, пылали пурпуром. А когда я поднял взгляд вверх, я увидел, что овальный, полусферический потолок украшен фресками, изображающими армию Ангелов, сражающуюся с демонами. Я должен был признать, что все это было не только красиво, но и прямо-таки ослепительно роскошно.
— Над этими фресками два года работали художники под руководством самого мастера ван Эйка, — похвастался Цолль, глядя на расписанный яркими красками овальный потолок зала. — Ну да это было давно, вы тогда, наверное, и не знали, что существует такой город, как наш.
— Этот зал, должно быть, стоил целое состояние, — сказал я.
— Он будет служить нам и нашим преемникам десятки лет, — серьезно заметил Цолль. — Потому что ведь не о нашем удобстве и не о нашем великолепии здесь речь, а о славе города. Чтобы каждый, кого мы принимаем в ратуше, знал, что имеет дело не с кем попало. И чтобы мы сами, встречаясь здесь, напоминали себе, что мы — не кто попало и не какому-то захудалому городу служим.
Очень серьезно, достойно и мудро прозвучала эта речь, аж не подобающая грубоватому и, казалось бы, грубо отесанному члену совета. Я кивнул. Цолль перевел взгляд на большой дубовый стол, окруженный высокими стульями, резными и обитыми зеленым бархатом.
— Круглый стол должен символизировать, что все мы, члены совета, равны друг другу, — с гордостью в голосе пояснил он. — А бургомистр избирается нами.
— Primus inter pares (Первый среди равных), — заметил я.
Член совета посмотрел на меня с непониманием.
— Первый среди равных, — сказал я. — Так велел называть себя император Рима Октавиан, провозглашая тем самым, что он ни в чем не лучше римских сенаторов.
— Так и мы считаем, — серьезно согласился со мной Цолль. — А когда бургомистр нас не устраивает, то мы в любой момент можем избрать себе нового.
Мы обошли зал кругом, и Цолль еще уговорил меня сесть в кресло бургомистра.
— Удобное, да? — спросил он с таким удовлетворением, будто сам это кресло вырезал, собрал и обил мягкими подушками.
— Очень удобное, — заверил я.
Потом мы уже направились к двустворчатым дверям, но, не успев переступить порог, член совета на мгновение остановился. Он полез за пазуху и вытащил большой, пухлый кошель из красной камки, обшитый золотой нитью.
— Держите, — прямо сказал он. — А если понадобится больше, не стесняйтесь сказать. Город с радостью вам услужит, потому что времена тяжелые, а расходы могут быть большими.