Оксанин взгляд упал все на того же Леху.
— Леш, — догнала она его в коридоре, — я хотела все-таки поблагодарить тебя…
— Ты уже поблагодарила. Я слышал, — кивнул тот.
— А еще я хотела сказать, что у тебя очень здорово получилось провожать…
Невольно Оксана нашла взглядом фигуру у турникетов. Леха перехватил ее взгляд и усмехнулся:
— Настолько хорошо, что ты хотела попросить меня проводить тебя на бис?
— Ага! — честно ответила девушка.
— Ну пошли. — Леха взял у нее сумку.
К удивлению Оксаны, парень лишь проводил их взглядом, не сделав даже попытки догнать или перехватить. Может быть, он и ждал-то вовсе не ее?
Они дошли до метро, обсуждая прошедшие «лабы».
— Тебе куда? — спросил Леха, когда они ступили на эскалатор, уносивший пассажиров вниз, к поездам.
Оксана ответила, а сердце екнуло: сейчас он увяжется за ней, и отшить его будет просто верхом неприличия. Но Леха не увязался.
— Ага, — кивнул он. — Значит, тебе выходить на кольцевой, а я поеду дальше.
— Да. — Оксана облегченно вздохнула.
Как-то незаметно это стало традицией. Леха провожал Оксану до метро, где они и прощались.
Девушку это вполне устраивало, но вскоре червячок самолюбия начал терзать ее сомнениями. Неужели она совершенно не интересна этому умному и, в общем, симпатичному парню? На нее впервые не обращали внимания, не делали комплиментов, не пытались заигрывать или приглашать куда-то. Это было ново, это было непривычно и странно. Все парни, с которыми она была знакома, хоть однажды сделали попытку пофлиртовать с ней, а этот даже не попытался. Казалось, он специально избегает этой темы. Оксана ощущала дискомфорт. Однажды она даже чуть не спросила Леху о том, что он о ней думает, но вовремя спохватилась: а ну как он примется признаваться ей в любви? Что тогда делать?
Нет, лучше все оставить как есть.
И все оставалось как было.
Прошел почти год.
Студенты встретились после лета на первой паре. Кто-то загорел как негритенок, кто-то похудел, кто-то наоборот. Кто-то женился. У Оксаны не изменилось ничего, а Леха купил машину.
Строго говоря, необходимость провожать Оксану давно отпала: привыкнув видеть этих двоих уходящими вместе, студенческая братия пришла к заключению, что Лехе удалось пробудить в зубрилке-домоседке голоса природы и другие кавалеры тут были уже лишними. А Оксана поймала себя на мысли, что рада видеть Леху и что сожалеет о том, что теперь им не придется ходить вместе даже до метро.
К ее удивлению (но и к радости), после занятий Леха ждал Оксану у выхода. Облокотившись на крышу баклажаново-синей «копейки», он просеивал взглядом поток выходивших. Заметив Оксану, Леха встал прямо и, дождавшись, когда она подойдет ближе, сделал приглашающий жест:
— Подвезти тебя?
Оксана улыбнулась и пожала плечами. Жест этот означал скорее «а почему бы нет», чем «не знаю».
— Тебя до метро или куда-нибудь подальше? — спросил он, включая зажигание.
— «Подальше» обычно посылают, а не возят, — засмеялась Оксана.
— Да, — смущенно кивнул Леха. — Это верно, но я опять-таки действую из лучших побуждений, а на меня снова и снова набрасываются с кулаками.
— Ну почему с кулаками? Просто я люблю всякие ка-ламбурчики…
Машина выехала из дворов на проспект.
— Так куда вас послать, каламбуристая вы наша?
— Если хочешь, то можно доехать до «Филевского парка», но что-то я не припомню в прежние годы столь широких жестов, раньше ты провожал меня не дальше «Белорусской».
Оксана рассчитывала смутить юношу, но тот принял эту шпильку не моргнув глазом.
— Раньше их и не было, — кивнул Леха, не отрывая взгляда от дороги. — Но, знаешь, за лето я пришел к мысли, что провожать тебя — дело весьма приятное. «Два чувства дивно близки нам…» Пока не потеряешь что-то, не поймешь, насколько это ценно.
Оксана почувствовала, как заливается краской. Чтобы скрыть свое смущение, она хотела что-то съязвить в ответ, но, как назло, ни одна, даже самая тупая, острота не приходила на ум.
Пауза чуть затянулась.
— Фили так Фили, — пробормотал Леха.
— Базаров, чем вы слушали? Не «Фили», а «Филевский парк»!
— Не это главное, — покорно снес очередной укол Леха и прибавил газу.
С того дня приятельские отношения их переросли в нечто большее. Нечто это пока еще ни в чем конкретном не выражалось, не было заметно ни на слух, ни на запах, но все же непроницаемый кокон, отгораживавший Оксану от окружающего мира, лопнул, из расширяющегося разрыва вот-вот могла выпорхнуть прекрасная бабочка.