означает, что существует некоторая вероятность того, что миллионы слов написаны и
продиктованные Геббельсом на протяжении большей части его карьеры, на самом деле
сохранились.13
Будучи ипохондриком, он боялся, что у него рак, хотя все это было не так.
У него были язвы двенадцатиперстной кишки. Он также был жертвой нервного
суеверие. «Геббельс очень суеверен», — писал Земмлер. «Чем больше
неясность ситуации, и чем мрачнее будущее, тем это очевиднее».
Он утверждал, что у его матери когда-то было второе зрение, пока один иезуит
Отец «освободил её от одержимости». Земмлер продолжает:
Похожий опыт пережил и Геббельс. Когда он был студентом в Вюрцбурге, бабушка явилась ему через неделю после своей смерти.
В другой раз он увидел в комнате своего брата, хотя в то время он
был заключенным во французском лагере.14
Сам Земмлер был свидетелем страхов Геббельса, когда он случайно
сбил портрет Гитлера с автографом со стола министра. Кусок
Разбитое стекло запечатлело изображение левого глаза фюрера. «Весь
Вечером Геббельс остался расстроен этим событием». В 1944 году он даже
зашел так далеко, что попытался разыскать гадалку, которая в 1923 году успешно
предсказала приход Гитлера к власти, чтобы она могла предсказать исход
войну, но его агенты не смогли найти ее даже спустя двадцать лет.
К тому времени Геббельс был нищим пропагандистом, каким бы он ни был.
Он мог быть человеком действия. Он стал пророком гибели, призывая
Немецкий народ будет сопротивляться до конца и уничтожать все, что он
обладал тем, что могло бы быть полезно наступающему противнику. Его попытка использовать
пропаганда зверств, подкрепленная фотографиями женщин и детей, подвергшихся пыткам
Русские только привели к проблеме беженцев. Дороги были заблокированы.
Немцы предпочитали, чтобы их обогнали союзники на Западе, а не
Восток. Возникла новая, странная грань глубоко укоренившегося радикализма Геббельса.
из последнего шума прессы и радио. Смерть была уравнителем через
агентство бомб:
Вместе с памятниками культуры собираются и последние
препятствия к выполнению нашей революционной задачи. Теперь, когда всё
В руинах мы вынуждены восстанавливать Европу. В прошлом частная собственность приводила нас к буржуазному гнету. Теперь бомбы, вместо того чтобы убить всех европейцев, лишь разрушили тюремные стены, державшие их в плену.
Пытаясь разрушить будущее Европы, враг преуспел лишь в том,
сокрушая свое прошлое; и вместе с этим все старое и изношенное ушло.15
Для Геббельса все это разрушение символов прошлого было обернуто
в символ некоего смутного будущего, в котором феникс новой Германии
восстанет из пепла и руин, чтобы насмехаться над жадными капиталистами
Запада и коммунистических варваров Востока. Не оставляйте им ничего, что они могли бы забрать, призывал он. Выжигайте землю, разрушайте заводы и минируйте транспорт. Судьба людей его не волновала. Он был озабочен
Теперь он просто заложил основу великой легенды о Гитлере и нацистском движении. В конце концов, он думал только о потомках, как Фрицше, который
знавший его так хорошо, отмечал: «Он украдкой смотрел вслед потомкам. Если вы хотите понять, что он написал в конце,
Вы должны помнить об этом ». 16 Одному из своих офицеров он сказал: «Только после моей смерти люди действительно поверят мне». 17
Геббельс с большим количеством сотрудников отстаивал свою позицию
допускать поэтическую вольность в обращении с новостями. Он всегда без колебаний относился к новостям как к стимулу для военных действий Германии, а не как к
Факт ради факта. В последние месяцы войны
он представил то, что Земмлер, писавший в ноябре 1944 года, назвал новым
ссылка на пропагандистский словарь, предназначенный только для внутреннего использования в
Министерство. Это была «поэтическая правда», в отличие от «конкретной правды». Чтобы помочь общественности, Геббельс утверждал, что стало необходимым
создавать воображаемые новости, где сами факты были неполными, — следовательно,
поток историй о зверствах, когда новости о каких-либо реальных зверствах, которые могли иметь место
произошло, были недостаточным стимулятором, и его вымышленные отчеты о действиях
вооруженными силами или фактически несуществующим немецким сопротивлением, чтобы
чтобы вдохновить на более высокий уровень героизма немецкое гражданское население, угрюмо ожидающее
чтобы его город или деревня были заняты.
Немецкое движение сопротивления под названием «Оборотни» и
технически всегда готов к операции под руководством Гиммлера, чтобы помочь немецкой армии в тылу союзных войск, когда они вступят