— Знаешь, Тём… — потухшим голосом заговорил Пашка. — Давай не будем какое-то время встречаться. Я тоже так не могу. Мне и без тебя плохо, и с тобой тоже… У тебя есть Лена, и у вас уже всё было, ты её не бросишь. А мы — парни. Может, перестанем видеться, и всё само пройдёт как-нибудь?
Пашка говорил не повышая голоса, безо всяких эмоций, а меня от его размеренного тона леденил мороз. Звучало как приговор. Но я тоже не видел выхода. И не знал, что на это ответить. После моего неожиданного всплеска я ещё не пришёл в себя до конца, и меня по-прежнему тянуло к нему — его присутствие рядом волновало. Просто сексуальный маньяк какой-то! Что за нах?!
— Я собрался ехать в Москву, поступать в колледж. Для этого мне и нужны эти чёртовы деньги, — продолжал Пашка тем же тоном.
Я резко повернулся:
— Что ты собрался? — ушам своим не поверил, что это сейчас слышу.
— Сказал же, в колледж поеду! — повысил он голос для «особо одарённых». — Я уже и заявку подал в несколько, и мне ответы пришли по электронке. Выбирай любой, какой захочешь.
Я прирос к полу:
— Вон-оно-чё! Колледж, значит! И заявки разослал!
«Не, точно подменили! Это не Паша — это Буратино с букварём… х*р с ним… с азбукой. Мальчик захотел учиться. За-е-бись! А папу Карло никто не спрашивал. Кажется, в сказке не так было. Ну, с Пашей всё не так! Ученик, бл*… из Золотого Ключа!»
— Паш, какой, нахрен, колледж? Нам ещё год учиться. Потом вместе в универ поступим. Чё ты мелешь… колледж, блин! Да тебя через год в армию заметут.
Я поверить не мог, что он решился ехать куда-то один — без меня! Ладно, пусть не будем видеться, но я, по крайней мере, буду знать, что он здесь — рядом! А не где-то там в Тьмутаракани, да хоть бы и в Москве. Это ещё хуже! Нет, никуда я его не отпущу, даже пусть не мечтает! Придумал тоже, умник! В Москву, бл*, за песнями!
— Тём, я уже всё решил — поеду! С мамкой поговорю, заберём доки из школы, и уеду. Через пару недель твоя в город вернётся — и всё! Я не собираюсь дожидаться. Так лучше всем — и мне, и… вам. А заберут в армию, так это ещё лучше того. Я не против, — и опять перешёл на язвительный тон, — буду ваш покой охранять!
— Паш, скажи, ты вот эту всю хрень с колледжем сейчас только придумал, — всё ещё негромко спросил я, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на ор, — или эта у*бенная мысль давно тебе в голову пришла?
— Да какая разница — сейчас или раньше? — вскочил он и закричал, зло глядя мне в лицо:
— По другому — никак! Нету у нас другого выхода. Не-ту! Хватит меня опекать, бл**ь! Вырос я уже, понял? Вы-рос!
Он яростно взмахнул рукой по направлению к двери.
— И п**дуй ты к своей Лене, не рассиживайся тут!
То, что он начал орать первым, меня как-то сразу отрезвило и успокоило. Это опять был мой обычный друган — язвительный, нервный и несдержанный. Такой он мне был не страшен. Совсем другое дело, когда Пашка становился вялым и безэмоциональным, а его голос — тусклым и безжизненным. Такого Пашку я с некоторых пор начал бояться, помятуя Безвременье. Пусть орёт, пусть злится, только не застывает. Всё вдруг встало на свои места, и я уже знал, что сделаю в следующую минуту.
— Вообще-то, я здесь живу, есливчё! И хватит орать — мы не в тундре, и я не глухой. Сказал — не поедешь! Деньги у себя оставлю. Х*р ты хоть копейку от меня получишь раньше, чем через год.
Я вскочил и, рывком притянув его к себе, со всей силы впился в мокрые, слюнявые, дрожащие от злости губы. И не дал ни малейшего шанса вырваться.
Потом мы стояли обнявшись и долго не могли отдышаться, тесно прижавшись друг к другу.
Лене я так и не позвонил.
========== Глава 16. Сосновый бор. Кто ходит в гости по утрам… ==========
Прошло уже несколько дней, как мы с Пашкой вернулись в город. Я почти ежедневно созванивался с родителями, с бабулей: надо было всех оповещать о том, что ребёнок жив, здоров и питается как положено — три раза в день. Легенда о том, что занимаюсь с одноклассниками, дотягивая их до терпимого уровня знаний, работала.
Оставалась Лена…
Чем дольше я ей не звонил, тем стремительней таяла моя решимость. Я чувствовал свою вину, и с каждым ушедшим днём это чувство увеличивалось, угрожая затопить меня полностью, и тем более безвыходной казалась ситуация, которую создал сам. Я с ужасом ждал финала — её приезда, как часа расплаты. Пашка видел мою подавленность, но вопросов не задавал. В таких делах нет помощников — свою круто заваренную кашу я должен съесть сам. Хуже всего было то, что чувства к Лене, несмотря ни на что, не менялись: мне казалось, что я по-прежнему её люблю. Ждал и боялся. Боялся и… ждал.
В городе было пыльно, жарко и скучно. Скутер остался в деревне, а трястись в плавящейся от жары маршрутке с потными, изнурёнными зноем земляками до ближайшего водоёма, было не удовольствием, а пыткой. К тому же — уже полностью оккупированного жаждущими отдыха на природе. Мы с Пашкой однажды проделали этот путь и повторить больше не пытались. И я предложил съездить на несколько дней отдохнуть на турбазе, на что Пашка с радостью согласился.
Турбаза «Сосновый бор» находилась за сто километров от города в сосновом бору, потому так и называлась, на берегу рукотворного водоёма-озера, образовавшегося путём перегорожения небольшой лесной речушки дамбой. Недельный отдых заканчивался как раз к приезду моих, так что ненужных вопросов не предвиделось. Пашкиной матери пришлось рассказать о мифическом друге, якобы пригласившем нас на дачу. Да! Тяжела жизнь подростка! Но делать было нечего. Сидеть днями в душном городе на лавочке у дома — удовольствие ниже среднего!
Мне никогда раньше не приходилось напрямую сталкиваться с оплатой крупных покупок по понятным причинам — я был ребёнком, и за всё платили родители. Недельный отдых на двоих оказался довольно дорогостоящим удовольствием, несмотря на то, что это был не юг, а всего лишь база в черте нашего района. Но мы с Пашкой с некоторых пор были платёжеспособны. Путёвки, проезд — всё оформили без проблем и, собрав по-быстрому дорожные сумки, с утра выехали из города.
Поселили нас в двухместный уютный летний домик с выходом на озеро и с крошечным двориком: мангал, небольшой столик под грибком, раскрашенный мухомором, складные стульчики. Сосны, воздух, пляж — свобода на целую неделю! От прочих благ цивилизации — кафе-столовой, маркета, баскетбольной площадки, клуба, сауны отделяла уютная аллейка, засаженная по краям дорожки густо разросшимся шиповником. Мы с Пашкой только что не визжали от восторга, увидев всё это воочию, а не на рекламных проспектах. Это был рай!
Кормили нас в общей столовой утром и в обед. Блюда, приготовленные по-домашнему — вкусно и сытно, сметались нами на ура! Мы делили стол с семейной парой за сорок — приветливыми и милыми людьми. Ирина Ивановна, видя Пашкин непомерный аппетит, взяла над ним негласное шефство, подкладывая кусочки повкуснее с общих мясных и сырных блюд. А её супруг, Олег Борисович, с беспокойством поглядывал на тощего прожорливого суслика, всерьёз опасаясь за сохранность его желудка. Зря! Я давно подозревал, что Пашин желудок может при необходимости переварить даже камешки и мелкие ракушки.
После завтрака мы шли на баскетбольную площадку, где нас уже ждала импровизированно сколоченная команда игроков. Напрыгавшись и набегавшись с мячом, мы, потные, летели на озеро, с разбегу бросаясь в волшебную, живительную влагу. После обеда основная масса отдыхающих разбредалась по своим домикам на двухчасовой отдых. Наступало временное затишье. Мы тоже возвращались в своё жилище, принимали душ, опускали шторы и отдыхали на ещё в первый день сдвинутых вместе кроватях.
Пашка даже здесь умудрялся читать, накачав себе в планшет разной фантастики. Я его предпочтений не разделял, поэтому либо играл в какую-нибудь игрушку в телефоне, либо всячески мешал Пашке углубиться в мир зелёных человечков с антеннами вместо ушей и прочей инопланетной братии. Пашка отмахивался, отбрыкивался и, наконец потеряв терпение, с яростью поднятого из зимней спячки медведя набрасывался на моё беззащитное тело, беспорядочно молотя, щипая и даже кусаясь. Это было настолько уморительное зрелище — его возмущённая мордаха Моськи, нападающей на слона — что мой смех ослаблял мои оборонительные способности.